Владимир Федоров - Бойцы моей земли - встречи и раздумья

А до «Барбинских повестей», за которые писателю была присуждена Государственная премия, он написал рассказы, детскую приключенческую повесть «По Чуйским порогам», книгу «Каменный фундамент», восемнадцать лет работал над эпопеей «Хребты Саянские». Эти произведения подробно и доказательно анализирует в своей книге Григорий Ершов.

«Да, сибиряки — народ добротный, первосортный материал для писателя–краснодеревца!» — замечает автор монографии и тут же делает еще одно меткое наблюдение: «Тендряков, например, принадлежит к той группе писателей, которые любят заглянуть в темные тайники души человеческой, «поискать там черта». Сартаков изображает обыкновенных, простых людей. Ему не чужды ни драматические, ни трагические ситуации, которые он встречает в жизни, но, задумывая новую книгу, он чаще всего видит перед собой веселую, здоровую, светлую сторону бытия».

Могу добавить: видит не только в своих книгах, но и в книгах товарищей по перу. В новелле о Михаиле Годенко я привожу письмо Сергея Венедиктовича, где дан его глубокий анализ лирического романа «Зазимок» и ценный дружеский совет. Вспоминается телефонный разговор с Сергеем Сартаковым, по поводу моей повести «Марс над Козачьим Бором».

— Зачем вы сделали Прова Ястребова «снохачом»? — спросил тогда Сергей Венедиктович. — Такое романтическое начало и вдруг этот натурализм. Подумайте. Может быть, Пров не отец, а старший брат Семена? Тогда и любовь их к Поле будет естественнее. Подумайте.

Я не согласился, спорил, а потом понял: Сергей Венедиктович дал очень дельный совет. До читателя повесть дошла в новом варианте.

Сергей Сартаков в своих книгах всегда верен правде жизни. Немало драматических страниц и в его новом большом романе «Философский камень», но в целом–то вещь светлая, как и масштабный новый роман Георгия Маркова с кратким и емким заголовком — «Сибирь».

Читаю раздумчивые сартаковские строки: «…Где же такая книга, которая заворожила бы читателя показом героики труда, борьбой человеческих страстей, красотой сибирской природы?». И тут же хочется ответить: такая книга есть. Ее написали Ефим Пермитин п Савва Кожевников, Николай Задорнов и Константин Седых, Георгий Марков и вы, Сергей Сартаков. Ее пишут умудренный Афанасий Коптелов и мужающий Анатолий Иванов.

Недавно на писательском пленуме, посвященном творчеству молодых, известный сибирский очеркист Леонид Иванов вспомнил, как на одном из семинаров был «открыт» его младший однофамилец. Дарование Анатолия Иванова зреет на глазах. За двенадцать лет он написал лирические «Алкины песни», эпические «Повитель», «Тени исчезают в полдень», «Вечный зов». Особенно обнадеживает то, что в небольшой повести «Жизнь на грешной земле» писатель сделал удачную попытку объединить лирическое и эпическое начала. Быть может, это магистральный путь не только Анатолия Иванова, но и многих современных прозаиков.

А щедрая сибирская земля родит новые и новые имена..

Многим запомнился поэтичный рассказ Виталия Закруткина «Подсолнух», напечатанный в «Правде» почти пятнадцать лет назад. Это было философское произведение зрелого мастера, тонко чувствующего пленительную поэзию жизни. Сколько раз мы проходили мимо маленького солнышка, растущего на земле! Проходили и почти не замечали. Но прошел мимо него художник и создал поэму в прозе, полную раздумий о смыле человеческого бытия, о бессмертной красоте, которая сильнее утрат, о гуманности трудового народа. Канадский критик Дайсон Картер отметил взаимосвязь между рассказом Михаила Шолохова «Судьба человека», повестью Эрнеста Хемингуэя «Старик и море» и рассказом Виталия Закруткина «Подсолнух».

А так ли легко дались Виталию Закруткину его литературное мастерство и знание жизни? Много прекрасных людей встречал он на своем многолетнем пути, но, пожалуй, ни один не сыграл в его жизни такой большой роли, как лобастый удивительный человек, живущий на берегу тихого Дона. Это ему принадлежат слова, сказанные о младшем друге:

— Виталий Закруткин — талантливый писатель, замечательный парень, человек нелегкой жизни, человек крепкий и живет в нашей литературе по–настоящему.

Да, это он, Михаил Шолохов, научил Виталия Закруткина жить в нашей литературе по–настоящему. Именно его влиянием объясняется та метаморфоза, которая произошла с блестящим доцентом–филологом Ростовского пединститута Виталием Александровичем Закруткиным, надевшим солдатскую гимнастерку и переехавшим после войны в донскую станицу.