Иван Охлобыстин - Благословляю на праведный бой!

– Бог в мелочах, – любил говаривать один великий немец.

– А дьявол в крайностях, – любил добавлять отец Савва.

Отец Савва никогда не здоровался с буддистами – боялся оскорбить их религиозные чувства, поскольку достоверно знал, что буддисты веруют, будто ничего нет, в том числе и их самих.

– Задыхаюсь без молитвы, но очень рассчитываю к венцу жизни превратить свой труд в молитву, – как-то признался отец Савва одному монастырскому скептику.

– В чем же твой труд, отче? – ехидно уточнил тот.

– Я пастырь, как и ты, правда, по призванию, – ответил преподобный и добавил: – А ты, брат мой возлюбленный – по своей молитве. Я восхищаюсь твоим подвигом, но и Господа не забываю благодарить.

Скептик впал в задумчивость, отец Савва вернулся к написанию одиннадцатого тома по одной эсхатологической теме. Времени было в обрез, поскольку к половине девятого преподобный должен быть на очень перспективной требе.

Как-то по дороге из города в монастырь на трапезу мотоцикл отца Саввы остановили местные дорожные злоумышленники и потребовали от священнослужителя немедленного чуда, для окончательного утверждения их православных позиций.

– Не могу, чада, насильственно вас к спасению призывать, – отказался тот. – Не имею пристрастия к насилию.

Зная твердый характер отца, злоумышленники, негодуя, через полчаса пререканий и угроз все-таки отпустили его.

Но поскольку трапеза была безвозвратно пропущена, отцу пришлось в ближайшей же березовой роще обрести на пеньке отлично прожаренный кусок осетрины и два литра баварского неосветленного пива.

Было дело, спросили отца Савву местные скептики:

– А что, отче, если вы однажды поймете, что Богато и нет?

– Я не позволю себе этого понять, у меня с этим железная, армейская дисциплина, – ответил преподобный, но добавил: – Если, конечно, на это не будет Божьей воли.

– А как вы это поймете? – очень заинтересовались скептики.

– Я же говорил уже – я не позволю себе этого понять, – терпеливо повторил отец Савва.

Очень боялся отец Савва прилета инопланетян, поскольку в приходских кругах бытовало устойчивое мнение, что их нет.

– Конечно, не дерзаю фантазировать на эту тему, – вздыхал он за чаепитием в монастырском саду, – но представляется мне, что лукавый – не творец и сам вряд ли иные миры замыслил.

– Как же так! – восклицал его извечный оппонент отец Георгий. – Совершенно очевидно, маленькие зеленые человечки суть бесы. Их надо просто осенить крестным знамением, и они немедленно испарятся.

– Дай бы Бог! – кивал отец Савва, но добавлял: – А вдруг не испарятся? Что же мне тогда на старости лет, кроме латыни, еще и марсианский постигать?!

Очень отец Савва осуждал ересь всеобщего спасения, но еще больше ересь всеобщего неспасения.

– Ишь самопоры! – возмущался он. – На уме только: «все пропало»! Прямо секс духовный!

Часто спорил отец Савва со своим другом, отцом Георгием, настоятелем храма соседствующей с монастырем деревни, о смысле монашеского подвига и семейного обета. Никак не соглашался он со своим старинным другом, что монашеский выбор всегда выше.

– Монашеское дело – частное, друг мой, – говорил он, – а венчание – таинство.

– Но ведь сам апостол Павел говорил!.. – не соглашался отец Георгий.

– Говорил… – перебивал его отец Савва. – Говорил – «выше», но подразумевал выбор естественный, свыше предначертанный, а если рядом с тобой уж бьется родное сердце, то неприлично за чужой счет ангелоподобиться. Сам любил. Знаю.

Как-то приехал к отцу Савве космонавт и попросил благословения на очередной полет. Отец Савва его, конечно, благословил, да все выспрашивал: как там, в гравитациях? Космонавт делился, а отец скорбел о доле будущих пастырей, которым неведомо как будет и восток искать, чтобы помолиться.

– По оси, отец, надо космической, – подсказывал космонавт.

– Где же, чадо, эту ось обретешь, если через гиперпространство перескочишь? – недоумевал монах.

– Тогда просто в ту сторону! – махал рукой космонавт.

– Да, наверное, в «ту сторону», – вздыхал отец Савва и добавлял: – Искушение, однако. Синхронизация.

Было дело, приехал к отцу Савве из города историк и поэт Виолентов, много сил отдавший борьбе за чистоту святоотеческих традиций. Требовал подтвердить скорый конец света и вытекающие из этого бескомпромиссные методы борьбы со всемирным масонским заговором. Отец его поил липовым чаем и водил муравейник у просфорной показывать. Поэт скоро успокаивался и после недолгих уговоров соглашался посетить вечернее богослужение. А к концу службы даже креститься правильно научился.