Потом он получал от Таисии Владимировны письмо — первое после разлуки, — и в нём рождалась надежда, серые краски приобретали живые оттенки, а будни, их суровое течение наполнялись смыслом. И появлялась цель — встреча с женой, которая состоится не сегодня, не завтра, не послезавтра, но обязательно состоится — будущая встреча не за горами, в конце концов. Только когда появлялась надежда, в нём исчезала муторная, схожая с противной обволакивающей слизью тоска. Жизнь обретала смысл.
— Ох, Лавр! — вторично воскликнула жена и умолкла.
— Пора, Тата, — мягко проговорил Корнилов, — машина ждёт.
Таисия Владимировна оторвала голову от груди мужа, ресницы у неё склеились от слез...
Он посадил её в вагон первого класса и, когда поезд тронулся, велел шофёру гнать машину рядом, сам, высунувшись в окно, смотрел, как роскошный пассажирский поезд набирает скорость.
Так бывало и в прошлые разы, но гонки эти прекращались довольно быстро: рельсы уходили в одну сторону, дорога — в другую, между «чугункой» и автомобилем оказывалось какое-нибудь болото, поле, засеянное просом, или кудрявая, заросшая кустарником сопка, и в сердце возникала знакомая тоска, будто бы жизнь состояла только из одних разлук... В этот раз в этой погоне ничего не изменилось — дороги, как всегда, разошлись... Корнилов устало опустился на сиденье и велел водителю:
— Поехали в штаб!
Прошло совсем немного времени, и Монголия объявила о своей независимости. Амбаню — разжиревшему китайскому губернатору, уже не вмещавшемуся в свои огромные шёлковые халаты, — предложили немедленно запрягать лошадей и убираться домой. Солдат у амбаня не было — тех сто пятьдесят наряженных в засаленные халаты и куртки попрошаек, которые промышляли на рынке, занимаясь тем, что сбывали украденные у амбаня продукты, считать солдатами было нельзя, поэтому китайский губернатор решил не сопротивляться и покорно поднял пухлые ладошки. Свою судьбу он вверил воле Божьей.
Губернатора точно посадили бы на кол, не подоспей русские казаки, в том числе и пограничные стражники. Казаки перевезли несчастного, ничего не понимающего амбаня в Кяхту, в русское консульство — тут он мог пребывать в полной безопасности. По дороге амбаня пытались закидать камнями, но толпа побоялась казаков, их грозного вида и отступила.
Поняв, что до амбаня не добраться — жирный кот скрыт за неприступными воротами, — громко галдящие «революционеры» начали громить театр.
Толпу опять остановили казаки. Матерящиеся погромщики нехотя отступили.
К этой поре охране русского консульства подоспела подмога — двести человек с пулемётами. Это были люди очень решительные. Достаточно сказать, что среди них находился хорунжий Унгерн [26] Унгерн фон Штернберг (Унгерн фон Штернберг фон Пилькау) Роман Фёдорович (1886-1921) —- барон, есаул 3-го Верхнеудинского казачьего полка Забайкальского казачьего войска. В конце 1917 г. начальник отряда в Даурии, с декабря 1918 г. командовал Туземным (Азиатским) корпусом, затем — Азиатской конной дивизией. Вёл борьбу против советской власти в Забайкалье, затем в Монголии. Советская историография именует барона «подручным атамана Семенова» и «диктатором Монголии». В 1921 г. отряды Унгерна вторглись на территорию Советской России, он был взят в плен и расстрелян в Новосибирске.
— человек, у которого глаза от приливов бешенства делались белыми, как бумага.
Унгерн уже тогда, в 1911 году, стучал себя кулаком в грудь, требовал, чтобы его публично именовали потомком тевтонских рыцарей, и готов был драться на саблях с каждым, кто не принимал его «великих азиатских идей».
В Калгане китайцы понесли первые потери — монголы с такой яростью начали метелить их прямо на улицах, что по воздуху летали китайские халаты, изображая воздушных змеев.
Единственной защитой у китайцев оказались русские, но китайцы наплевали на своих защитников, начали сколачивать против русских войска и вооружать население винтовками.
— Русские — наши главные враги! — вещали мандарины и трясли своими грязными косичками. — Они враги нашей солнцеликой императрицы Цинь. Бей русских!
Население молча слушало и наматывало «патриотические» речи мандаринов на ус. Обстановка продолжала накаляться.
«Хорошо, что я отправил Тату в Питер, если бы она осталась здесь, то мне пришлось бы дома держать солдат с пулемётом», — думал Корнилов глядя на то, что творится кругом.
26 декабря 1911 года царь подписал Высочайший приказ по Отдельному корпусу пограничной стражи — полковнику Корнилову Лавру Георгиевичу было присвоено звание генерал-майора. Отодвинув от себя бумагу с подписью, царь поднял глаза на Коковцева [27] Коковцев Владимир Николаевич (1853-1943) — граф; в 1904 г., 1906-1914 гг. — министр финансов, в 1911-1914 — председатель Совета министров. После октября 1917 г. эмигрировал из России.
— нового шефа Отдельного корпуса пограничной стражи.
Читать дальше