Тата Кальницкая: Без фильтров. Истории, которые делают нас живыми

Мы встретились в тот же день. В маленьком тесном кафе недалеко от моей работы, посетителями которого являлись такие же никому не нужные сердца, в одиночестве выпивающие дежурную чашечку кофе за двести рублей и затем возвращающиеся в свои пустые квартиры.

Я не помню, о чем мы говорили, помню только, как промокнула подкрашенные ярко-красной помадой губы бумажной салфеткой и, оставив ее на столе, вышла в туалет. Когда я вернулась, на столе не осталось ни салфетки, ни счета, а мистер И улыбался мне во все тридцать два зуба. И в этот момент я поняла, что безнадежно влюбилась. В смешную улыбку, в оттопыренные уши и медвежью неловкость движений. Этот вечер просто не мог закончиться. Так я решила.

Мы вышли на улицу, и низкое небо уже не давило, как будто стало светлее и выше. Этот бой с одиночеством я выиграла, и оно отступило.

«А хочешь, я открою тебе секрет?» – полушепотом спросила я.

Я знала, что он ответит, и он это тоже знал.

Мы сели в машину, я показала ему места, которые были мне по-особому дороги и о которых я не рассказывала никому. МОИ места.

Смотровую площадку возле РАН, но не ту, где обычно толпились туристы, а в стороне. Когда стоишь на ней, под твоими ногами открывается вид на третье транспортное кольцо. Справа Москва-Сити, а слева церковь.

Эклектика во всем ее великолепии. Единство и борьба противоположностей.

Я часто приезжала туда по утрам, где-то около шести-семи, раскладывала стульчик и долго смотрела на Москву. Мне не требовалось там говорить или писать. Вообще не требовалось ничего. Там не существовало давящего неба, комплексов и страхов. Только город и я. Мы были одновременно такие разные и совершенно одинаковые в своем безумии и разрозненности, но главное, мы были едины.

Я показала мистеру И укромный уголок на набережной Тараса Шевченко. Там город отражался в реке и совсем не было людей. Москва-Сити, церковь, река и мы.

Я показала мистеру И все. Для меня это значило даже больше, чем признание в любви. Я открыла ему свою душу.

Я не чувствовала стыда и смущения, не жалела и не думала, зачем. В детстве мама всегда говорила мне: «Не бойся любить, не любить намного страшнее». Даже если мистер И не влюбился бы в меня тогда, все равно та ночь стала бы самой прекрасной, и я о ней никогда бы не пожалела.

Но он, к моему удивлению, в меня влюбился.

Мы съехались спустя две недели знакомства. Я – девочка, выросшая в хорошем районе и ставшая женщиной с хорошей работой, статусом, машиной и прочими атрибутами успешной жизни. Он – только переехавший в столицу взрослый человек, решивший круто все поменять. Мы жили в маленькой комнатке в квартире с соседями и общей ванной и туалетом, и, знаете, подобное казалось абсолютно неважным.

Какое значение имеет, где ты живешь, если каждый вечер приезжаешь домой и видишь человека, которого любишь? А то, что это именно любовь, я даже никогда не сомневалась.

Я помню, как спустя две недели после начала совместной жизни мы вместе смотрели мультфильм. Обычный мультфильм с классическим сюжетом про друзей. В финале, когда маленький герой находил тех, в ком нуждался, я расплакалась.

«Знаешь, – произнес мистер И, – ты моя женщина. Я влюбился в тебя не из-за внешности или чего-то еще. Я влюблен в твою искренность. Оставайся такой всегда. Я никогда не захочу узнать, насколько глубока кроличья нора». И, конечно, я сказала в ответ, что люблю его.

Через пару месяцев я набила татуировку на ключице: планету, покровительствующую его знаку. Как символ того, что я – его обитель.

Эта история могла бы походить на сказку. Девочка, которая всю жизнь мучилась от комплексов и безответной любви, которая и не предполагала, что ей могут ответить взаимностью, вдруг обрела свое счастье. Она бежала домой готовить еду, мыть посуду и каждый вечер заезжала забрать его с работы. Она молча плакала в спальне, когда он с соседкой пил пиво на кухне. Она не спрашивала, почему он больше не говорит, что любит ее, да и вообще ничего не говорит. Она соглашалась с ним, что цветы – это дорого и не нужно, и понимающе кивала, когда ему писала бывшая, когда он говорил, что она стала плохо выглядеть. Она не возмущалась, если он оценивающе рассматривал ее фигуру и просил похудеть, и улыбалась, когда в компаниях он не представлял ее, и ей приходилось знакомиться самой. Она молчала, когда в любой, даже сложной для нее ситуации, он говорил: «Ты справишься сама. Я ничем не могу тебе помочь». Она не покупала себе наряды и подарки, зато покупала ему.