Грэм Робб: Жизнь Гюго

Последняя биография Виктора Гюго на английском языке (1976) заслуживает особого упоминания. Это образец политической пропаганды, пережившей породивший ее режим, – я имею в виду Вторую империю (1852–1870). Как писал сам Гюго о сходной исторической аномалии: «Это оживление трупа удивительно» {6}. Вскормленная давным-давно разоблаченной ложью, она рисует портрет человека, пекущегося только о собственных интересах, страдающего манией величия, которого французы почему-то считают своим величайшим поэтом. Авторы часто просто пересказывают целые куски из других биографий – без указания источника. Пересказ сюжетов, также без ссылки на источник, приводится по старому Оксфордскому справочнику по французской литературе (1859). За каждым заимствованным абзацем следует суждение, сошедшее с пера самого биографа: «неуклюжий сюжет», «сюжет и персонажи… не выдерживают никакой критики», «давно уже невозможно читать» и т. п. Произведения, в том числе крупные, но не указанные в Оксфордском справочнике, в книге не упоминаются.

Необоснованное убеждение Гюго в том, что преступление само заключает в себе наказание, в данном случае кажется не слишком оптимистичным. Можно предположить, что биограф-плагиатор никогда не имел удовольствия читать самые волнующие произведения романтической литературы. Вот что написано во введении: «Многих биографов пугала задача описать жизнь такую полную, такую сложную, так тщательно задокументированную. Ни один английский писатель до настоящего времени не пробовал создать критическую биографию». Последнее замечание необычайно верно.

Вначале книга, которую вы держите в руках, была для ее автора лишь предлогом, позволившим ему провести четыре года за чтением трудов Виктора Гюго. Вы найдете в ней новые письма, стихи, забавные истории, факты и источники. Одни тайны удалось разгадать, другие – создать. Обнаружены неизвестные издания и публикации. Так, ранее не публиковались сведения о «самом несносном» {7}из ссыльных французов, каким он казался недреманному оку сотрудников Скотленд-Ярда и министерства внутренних дел Великобритании. Многие цитаты из трудов и писем Гюго прежде никогда не публиковались в переводе на другие языки – что, впрочем, по мнению Гюго, вовсе не служит признаком прогресса: «Как можно определить, умен ли народ? По его способности говорить по-французски» {8}.

Стихи во многих случаях переведены подстрочно; они передают дух оригинала примерно так же, как пересказ передает дух музыкального произведения. Пояснения и примечания, связанные с биографикой Гюго, а не с историей его жизни, или примечания, допускающие разные толкования, убраны на архивный «чердак», куда можно попасть по тайным лесенкам, отмеченным знаками сносок.

Несколько примечаний-анахронизмов, например те, где речь идет о компьютерах и т. п., призваны скорее высветить, чем опошлить, следующее предположение: мозг Гюго – не исключительное достояние XIX века. Подобные сноски служат напоминанием, что прошлое – не тематический парк развлечений и не убежище от настоящего.

Из всех биографий Гюго, вышедших на многих языках, эта первая снабжена подробным справочным аппаратом. Она предлагает открытый доступ к творчеству писателя, которого когда-то называли «природной стихией». Данные из других биографий я привожу лишь в тех случаях, если их авторы предлагают интересные находки или если они служат примером особого отношения. Поскольку каждый день о Викторе Гюго во всем мире пишут около трех тысяч слов, пройдет не одна жизнь, прежде чем кто-либо сможет сказать, что прочел все, когда-либо написанное о нем. Так или иначе, исчерпывающая, «окончательная» биография Гюго – миф. В настоящее время наиболее полно можно описать разве что жизнь растения или червя (если, конечно, не придерживаться точки зрения самого Гюго, считавшего, что даже у камней есть душа). Проверить ценность той или иной биографии можно по тому, насколько охотно ее автор что-то выбрасывает и выбирает. Я старался открывать залежи информации, избегая отвалы шлака.

Разумеется, биографы известных писателей, которые верят в свою оригинальность, пребывают в счастливом неведении. Принято писать о «долге» автора перед редакторами и критиками. В большинстве случаев уместнее говорить о «подарке». Главными опорами настоящей биографии стали грандиозное издание Жана Массена и более современное Полное собрание сочинений, которое со временем становится все полнее. Без трудов нескольких поколений редакторов было бы невозможно выжить в подземном лабиринте трудов Гюго, распознавать неизвестные объекты и наблюдать за процессами, а затем вновь подняться на поверхность – причем в относительно приличном состоянии.