Оскар Скейя - Выжить любой ценой

Потом в течение нескольких месяцев я много раз ходил в Чехословакию за продуктами. Это продолжалось до 13 марта 1946 года, когда польское правительство организовало для живущих в нашей области немцев транспорт на немецкую территорию. Те, кто постарше или имел детей, должны были отправиться в зону, контролируемую русскими. А там детей старше 14 и женщин старше 40 лет отправляли в лагеря для беженцев. Мы решили, что такой вариант нас не устраивает. Я не хотел, чтобы нас снова разделили.

Мы собрали немногие оставшиеся у нас пожитки и всей семьей перешли через границу в Чехословакию. По пути к нам присоединились несколько человек, в том числе четверо детей. Конечным пунктом нашего путешествия был Наход. Один из тех, кто был в нашей группе, был знаком кое с кем, кто мог бы помог нам с кровом и пищей на несколько дней.

Другая женщина в нашей группе рассказала, что у нее в Браунау живет зять. Отдохнув несколько дней в Находе, мы пошли в глубь чешской территории, в город Браунау. Зять той женщины любезно позволил нам остановиться у него на несколько дней. Он состоял в комитете Глясера и в антифашистском движении. Женщина и ее дети решили остаться в Браунау у зятя, после чего в нашей группе осталось шесть человек. Она обещала мне переговорить с зятем по поводу документов для меня. Эта женщина выполнила свое обещание. Ее зять поручил кому-то из своих подчиненных отвезти меня в Прагу, где за 500 крон я мог получить разрешение на репатриацию. Наших денег едва хватило на покупку этих документов. Поездка и сделка прошли удачно, и вскоре я уже возвращался в Браунау с документами на руках, которые давали мне право беспрепятственно пересечь границу Чехословакии. Я молча сидел в машине, ошарашенный известием, что больше не являюсь беженцем без документов. Меня охватило чувство свободы. Еще предстояло преодолеть множество препятствий. Моя семья все еще была бездомной и голодной, и я не имел никаких средств для того, чтобы поддержать ее. Но за мной больше никто не будет охотиться, как за дичью, мне больше не нужно бояться любого незнакомого взгляда на улице.

Пять полных злоключений лет подошли к концу. Здесь были бои, отчаяние, голод, но больше всего в них было обмана. Я горд тем, что мне удалось совершить. Я выжил. Каждый день мне приходилось вести борьбу за то, чтобы оставаться в тени, неузнанным. Никто из тех, с кем мне довелось встретиться, даже те люди из НКВД, никогда не узнали, кем я был на самом деле.

В предисловии я упоминал, что оригинал записей сохранился на удивление хорошо. На первых четырех строчках записан заголовок:

«1941–1945 гг. Бад-Кудова, 10 февраля 1946 г.

Человек в черной шубе

События, начиная с русской военной кампании

От 22 июня 1941 г. по июль 1945 г.».

Оскар начинает рассказ сразу с приказа на марш – на переправу через реку Буг (Западный Буг), из Польши [69]на территорию России, согласно плану «Барбаросса». Здесь нет никакой предыстории – это просто отчет о том, что происходило с ним в тот период. Явно бросается в глаза отсутствие рассказа о том, какой была его жизнь до войны, а эта отсутствующая глава, по моему мнению, могла бы сделать повествование более интересным, придать ему более личностный характер. Вообще, помимо сухого изложения событий очень мало внимания уделяется тому, что он чувствовал, о чем думал, дается мало описаний мест, где он побывал, людей, с которыми встречался. Многие из героев повествования вообще не имеют имен. Я даже не знаю, как звали его жену, поскольку он так ни разу и не назвал ее имени.

Хотелось бы особо выделить одно из мест в его дневнике: это начало главы 3, где он пишет о том, что ему дали отпуск. А в следующем предложении наш герой уже держит путь обратно на фронт. И в тексте нет ни слова о том, как он проводил время дома, и даже о том, где находится его дом. Что он ощущал, находясь там, далеко от мест боев? Чем он занимался? Каким были его мысли о войне, о том, что ему довелось увидеть? Мне представляется странным, что автор дневника предпочел опустить все это. Может быть, он не думал о том, что эти записи станут слишком походить на настоящий дневник? Или, быть может, он предполагал, что тот, кто не сочтет за труд прочитать их, и так будет все знать об авторе?

Интересна и структура документа. Дневник состоит из 117 страниц рукописного текста. В тексте совсем не выделены абзацы. Первые 81 страница написаны так, как будто их писали в один прием. Записи сделаны черными чернилами готическим шрифтом. Затем на половине 82-й страницы стиль написания вдруг меняется. Теперь записи ведутся обычным алфавитом, и чернила становятся синими. Меняется и почерк: ясно видно, что эту часть писал кто-то другой и в другое время. Манера письма и чернила вновь меняются на странице 102 и остаются такими до конца текста.