Оскар Скейя - Выжить любой ценой

На следующее утро я пошел через поля дальше и шел так, пока не добрался до Кёнигсхютте. Я крался по улицам молча и осторожно, опасаясь с кем-нибудь заговорить. Когда же наконец я добрался до дома моей кузины, то постарался оглядеть дом со всех сторон, чтобы никто не мог видеть, как я вошел. Постучав в дверь, я стал с нетерпением ждать. Мне повезло, и дверь открыла она сама. Сначала кузина не узнала меня. И в этом не было ничего удивительного. За последние год или два я сильно потерял в весе. Я был небрит и очень грязен. Я сказал двоюродной сестре, что надеюсь на ее немедленную помощь, так как нахожусь в беде и нуждаюсь в одежде. На ее лице появилась теплая улыбка. Взяв меня за руку, она повела меня в дом, а потом быстро захлопнула за нами дверь. Она сказала, что в первую очередь мне нужно отдохнуть, помыться и побриться, а уж потом, завтра, я смогу продолжить путь. Она достанет для меня все необходимое. Я с удовольствием повиновался. И вскоре снова почувствовал себя человеком. Я был чрезвычайно благодарен своей родственнице за ее гостеприимство.

Ранним утром следующего дня я снова был в дороге, и мои приключения продолжились. Из Кёнигсхютте я выехал на автобусе, оплатив проезд несколькими монетами из полученных от родственницы. Мой путь лежал через Гинденбург в Глейвиц [62]. Мне приходилось избегать центра города, так как я подозревал, что там меня обязательно остановят и подвергнут допросу. Как только я вышел из автобуса, там тут же прямо передо мной возник полицейский. Мне пришлось опять положиться на то, что Бог не оставит меня. Все походило на то, что, не успев приехать сюда, я сразу угодил в ловушку, но полицейский не обратил на меня внимания, и автобус благополучно погрохотал прочь. Наклонив голову, я быстро пробирался по боковым улочкам через родной город. По дороге я обратил внимание на множество вещей, таких, как незнакомые русские и польские лица, здания, пострадавшие от огня немецкой артиллерии. Мне и прежде довелось видеть много следов войны, от неприятных до откровенно страшных, но оттого, что теперь пришлось наблюдать слады разрушений и оккупацию в родных для меня местах, мне было особенно не по себе.

Я прошел чуть дальше, и вот он уже – мой родной дом. Но даже эти знакомые места не миновали военные отметины. Прямо на стене красовалась надпись, которая читалась как «Здесь нечего грабить». Я потрогал входную дверь, но она оказалась закрытой. Я лишь бросил быстрый взгляд через окно в комнату за ним, чтобы никто не подумал, будто я пытаюсь проникнуть внутрь. Мне показалось, что дома никого нет. Мной вдруг овладело чувство тревоги. Я отошел от дома и отправился в центр города, где жили мои родственники. Вскоре я увидел перед их домом свою невестку. Я попытался пониже наклонить голову, чтобы она не заметила меня, но было уже поздно – она смотрела в моем направлении. Невестка побежала ко мне, не переставая выкрикивать: «Этого не может быть!» Она знала, что в 1943 году я пропал без вести, и считала меня погибшим. Прежде чем она бросилась ко мне в объятия, я поднес ко рту палец, чтобы она остановилась.

– Не нужно, чтобы нас видели. Ты понимаешь?

– Конечно! – ответила невестка, но было видно, как она взволнована. – Хорошо, Оскар. – Родственница не удержалась от того, чтобы очень быстро, но крепко меня обнять. Она отступила на шаг назад, но продолжала держать меня за руку. – Не могу поверить в это!

Я медленно и отчетливо спросил:

– Где моя семья? С ними все в порядке?

– С ними все хорошо. Сейчас они дома. Пойдем.

Взяв меня за руку, она повела меня к дороге, по которой я только что вернулся, обратно к моему дому. Парадная дверь была заколочена, чтобы через нее в дом не могли проникнуть мародеры, поэтому мы обошли дом и направились к задней двери. Потом она осторожно постучала. К нам тут же подскочил молодой парень со словами:

– Я сейчас открою дверь, тетушка, у меня есть ключи.

Через окно я заглянул в дом и увидел лицо сына, который направился к двери, чтобы открыть ее. Тогда я окончательно почувствовал, что и вправду нахожусь дома.

Сын не узнал меня через окно. Я подумал, что это оттого, что на мне была польская военная форма, которую дала мне кузина. За сыном следовала моя жена. Ничего не подозревая, она открыла дверь и посмотрела на меня. Мгновенно выражение ее лица изменилось, и на нем появилось выражение изумления. От лица отхлынула кровь, и жена стала оседать на пол. Я быстро обнял ее и прижал к себе.