Олег Курлов - Невыдуманные истории

Здесь же проходил концерт японской певицы Кирото Хирата (может чуть, искажаю ее имя), двадцати семи лет. Это та самая певица, которая заняла второе место, (первое за Марией Биешу), на приз “Мадам Баттерфляй” по опере Дж. Пучинни “Чио-чи-сан”. Певица очаровательна, окончила Токийскую и Московскую консерватории. Будь моя воля – она бы заняла первое место в том конкурсе. Первое отделение – классика. Исполняются арии из опер и, конечно же, коронная ария из оперы “Чио-чи-сан” – сцена прощания с сыном, которая, как известно, заканчивается “харакири” главной героини. Никто так не спел эту арию, как эта японская певица на этот японский сюжет. Певица в строгом черном платье – само олицетворение трагедии. В начале второго отделения зал взорвался восторженными аплодисментами при ее появлении после антракта. Певица вышла в модном современном платье с глубоким декольте. В певице все должно быть прекрасно, не только ее голос, – вспомнил классика. Во втором отделении исполнялись романсы, и, когда она вежливо кланялась, ее прелести обнажались, и зал переполнял восторг, что выливалось в продолжительные бурные аплодисменты. Глубокое декольте, да и настоящая женственность певицы играли не последнюю роль в эмоциональном поведении зала. С окончанием концерта действо, однако, не прекратилось. Когда я вышел на улицу, сотни восторженных поклонников, конечно же это были мужчины, удерживали певицу и ее импресарио в центре круга, препятствуя их продвижение к машине. Каждый хотел, как минимум, потрогать ее руками. Противостояние длилось около получаса. Наконец, толпа сжалилась над певицей, разрешила ей пройти к машине. Вот тебе и ученый люд – ничто человеческое им не чуждо…

Однажды в зале Дома Ученых намечался концерт известного баса – Бориса Штокалова. К вечеру поехал туда в надежде приобрести билетик с рук. Желающие заняли весь близлежащий квартал. Жесткая конкуренция. Подходят машины и все кидаются к выходящим из них попытать счастья. Я облюбовал самую крайнюю машину и стремительно метнулся к ней. К первому выходящему задал вопрос – у Вас нет лишнего билетика на Штокалова? Смотрю, мужчина улыбнулся, вслед за ним вышел другой с виолончелью и тоже с улыбкой. Момент истины – спрашивал билетик у самого Штокалова на Штокалова. На этот раз мне все же удалось попасть на концерт. “Гори, гори, моя звезда!..”. Восхитительно. Голос отточенный, но было видно, что певец очень его бережет, не выкладывается, поет не громко. Года… “Гори, сияй, моя звезда!..”. Потрясающе – но это уже Анна Герман. До этой поистине талантливой певицы русские песни, русские романсы не поднимались на такую недосягаемую духовную высоту.

Концерт русского романса, по-моему, в зале кинотеатра “Варшава”. Поет Людмила Разина – инцидент произошел, когда эстрадная певица исполняла романс “Пара гнедых”. Последний путь когда-то известной актрисы на кладбище на паре гнедых. Последние годы жила в убогой нищете. Зрители сопереживают и, вдруг, сзади меня раздался “оглушительный” характерный шелест разворачиваемой шоколадки. Доли секунды, и последовал глухой удар, мгновенно оборвавший это шуршанье. Оглянулся – мужчина с развернутой шоколадкой замер с вытянутыми руками, успокоил его сидящий сзади зритель ударом кулака по темечку. Певица кончила петь. Пристыженный и поверженный мужчина с шоколадкой в руках торопливо покинул зал и более уже не возвращался. Да он не за этим сюда и приходил. Такова непреходящая сила настоящего искусства…

Испанская танцовщица, гастролировавшая в столице, покорила своего зрителя потрясающим искусствам танца чечетки. Родившаяся в богатой семье старинного испанского рода, пошла поперек воли своих аристократических родителей, увлеклась с детства зажигающим танцем чечетки и предпочла жизнь рядовой актрисы в малоизвестной кочующей труппе, зарабатывая себе на пропитание своим нелегким трудом. Поставила перед собой цель стать первой в мире в этом танце и добилась своего. На родине, да и во всем мире, ее называли не иначе, как королева чечетки. И только после того, как она получила титул “королевы”, была прощена и признана своей аристократической семьей.

Как-то знакомился с шедеврами “Третьяковки”. Переходя из зала в зал, добрел до сорок второго. Три, единственные в зале, картины, посвященные Брежневу, написаны рукой армянского художника. Запамятовал фамилию. На первой, во всю стену – море хлопающих рук. Внизу подписано – с докладом выступает Леонид Брежнев, самого на картине нет. На второй – Малая земля – матросы на руках выносят на берег из причалившей лодки своего “любимого” комиссара – полковника Брежнева. На третьем полотне – парадный портрет, сидящего в царском кресле, маршала Брежнева с жезлом в маршальском одеянии. На груди нет свободного места от наград. Стоявший рядом со мной пожилой мужчина сказал – все время воевал на Малой земле, но генсека там ни разу не видел и никто о нем тогда ничего не слышал. Через месяц вновь в “Третьяковке”. Сорок второй зал пуст. Скучающая дежурная балуется чайком. Подошел, спросил с легкой иронией – куда подевались “произведения” искусства. Старушка охотно ответила – поездом, малой скоростью отправили на БАМ, на выставку к рабочим. Убедившись в моей “благонадежности”, доверительно добавила (Брежнев тогда еще был жив) – чтоб эти картины там и остались, не видеть бы их больше никогда… Похоже, художник зарабатывал на своих “бессмертных творениях” с квадратного метра.