Галина Назарова - История моей жизни

У мамы была подруга тетя Лена, которая жила с мужем Дмитрием в доме по нашей улице. Когда мы бывали у них в гостях, дядя Дима играл с нами и рассказывал о детях из своей школы. Он был учителем. А потом во дворе мы пили чай с розовым вареньем из красивых чашек. А вообще в Средней Азии чай пьют из пиал у самовара. Где бы мы потом ни жили, у нас всегда в доме были пиалы для чаепития.

Мама нас очень любила и баловала. Чаще всего вещи нам заказывали в детском ателье «Люкс», стригли в парикмахерских с одеколоном, водили в фотоателье, чтобы оставить фотографии на память. Мама и сама любила бывать в парикмахерских, где ей делали перманентные завивки, маникюр, разные косметические прцедуры. Мама носила всевозможные шляпы, элегантные туфли, которые у нее имелись специально к каждому туалету. Так было принято среди женщин «из общества». Когда мамы не было дома, мы с сестрой примеряли ее вещи, обувь, красили губы и хотели скорее стать взрослыми.

Бабушка прожила у нас почти год. Наконец она решила вернуться в Кисловодск. Кавказ уже к тому времени был освобожден от фашистов. Там дедушка один находился в оккупации. Он много пережил как персональный пенсионер, большевик, коим его считали за советские взгляды, чудом уцелел от наговора предателей. Местное население, карачаево-черкесы и некоторое казачество, недовольное Советской властью, во время оккупации Кавказа фашистской Германией перешли на сторону врага… Но теперь всё было позади. Бабушка решила взять меня с собой, чтобы облегчить положение мамы. Мама и отчим проводили нас на вокзал. У бабушки собралось много вещей и я, шестилетняя. Был конец 1944 года. Поезд ехал по пустыне Каракумы. Кругом песок, барханы да колючки. После городской зелени пустыня меня удивила своей безжизненностью. Я смотрела на все с большим интересом, и многое из того, что увидела, запомнилось на всю жизнь. Дальше нам предстояло плыть по Каспийскому морю. Поезд привез нас в город Красноводск, где мы стали ожидать свой пароход. В Красноводске не оказалось пресной воды, притом жара там достигала 45–50 градусов. Это было пыткой. Мы кое-как утоляли жажду свежими помидорами. Но таким образом можно поддержать только тургор кожи, а жажду не утолить. Как же мне хотелось напиться простой холодной воды! Бабушка уговаривала меня потерпеть до посадки на пароход, там обязательно будет пресная вода. Но на пароходе было не лучше. Я не помню, как он назывался, только на всю жизнь запомнила качку и тошноту. Пароход недавно вышел из ремонта. В трюме, где мы находились, пахло масляной краской, было накурено и жарко, тускло светили фонари. Люди с восточной внешностью пили, закусывали, курили. Пахло едким потом и немытыми телами. Мне было очень плохо. Я мучалась и плакала. Представляю, каково было бабушке со мной. Она не могла никому пожаловаться в этой ситуации. Да и помочь нам было некому. Нас могли бы просто выкинуть за борт парохода, а там поминай как звали.

Бабушка меня вынесла на палубу. Моросил мелкий дождь, была ночь. На палубе было прохладно, с моря веяло влагой, мне стало легче. Я лежала у бабушки на коленях, так мы проплыли всю ночь. Когда утром спустились в трюм, вещей наших не оказалось, их украли. Бабушке было жаль потерять багаж. Мама положила в чемоданы хорошие вещи, привезенные отцом из Ирана. Там были пуловеры, пуховый шарф, белье, обувь для нас и дедушке в подарок. Но шум поднимать по этому поводу было опасно.

Пароход причалил к пристани города Махачкалы – столицы Дагестана. Мы, замученные дорогой и неприятностями, долго ожидали поезд, на котором должны были ехать до Кисловодска. Ночевали на вокзале. В помещении было грязно и душно. Еще грязнее оказались туалеты. Чаю негде было попить. Мы с бабушкой ходили на базар и там купили какие-то фрукты и лепешки. Тогда я узнала, что такое инжир, до этого я таких фруктов не видела. Теперь нам стало легче, так как тяжелых вещей не было, кроме маленькой тряпичной сумки с какими-то пожитками. В поезд мы едва забрались, так как все хотели ехать, а мест не хватало, а у кого и денег не было, чтобы купить билет. Инвалиды войны на костылях, без ног, на дощечках с колесами, с перевязанными головами устремлялись вперед, расталкивая локтями, костылями и палками всех подряд, лишь бы протиснуться в вагон и занять место. Стоял крик, шум, плач, проклятья. Кто-то уступил нам место в плацкартном вагоне. Бабушка прижала меня к себе крепко и держала всю дорогу, чтобы не потерять в толпе и неразберихе. Она говорила, что это фронтовики, израненные и искалеченные на войне, возвращаются домой, поэтому они нервничают и волнуются.