Валерий Ковалев - Комдив. Повесть

(Из Декрета Совета народных комиссаров РСФСР от 21 февраля 1918 года «Социалистическое Отечество в опасности!»

– р-р-а!! – вопили бегущие по заснеженному полю цепи в обмотках на ногах, длиннополых замызганных шинелях и с примкнутыми к винтовкам трехгранными штыками. Тут и там, в воздухе рвалась шрапнель, навстречу длинными очередями били «максимы», падали убитые с ранеными.

Впереди одной, призывно махая зажатым в руке наганом на длинном ремешке, месил сапогами снег молодой ротный. Командовал он ею третий месяц, до этого был помощником.

Над головами в очередной раз лопнул снаряд, бежавший впереди, стал валиться набок, ротный, выхватил у него винтовку. Сунув револьвер за обшлаг, поудобнее перехватил, в последнем усилии, вскочил на бруствер.

– Бей пшеков!* – сиганул вниз, и отбив удар, всадил штык в грудь жовнежу* в конфедератке. Вырвав, размозжил прикладом голову второму, замечая краем глаза, как его бойцы с ревом прыгают в траншею. Завязалась рукопашная, кровавая и беспощадная. Слышался русский мат, хряск саперных лопаток и одиночные выстрелы. Кто-то тонко завизжал, – матка боска!*

Траншеи были захвачены по всей линии обороны, вслед бежавшим к городу полякам, зачастили выстрелы.

– Оставить! – приказал своим ротный, выщелкнув затвором в грязь дымную гильзу, когда последний растворился в белом мареве.

Красноармейцы прекратили стрельбу, утирая лица рукавами и шапками (у кого остались), привалились спинами к брустверу, другие, опустившись на корточки, задымили махоркой.

– Да, Петро, много они наших положили, глубоко затянулся – один, устроившийся на убитом офицере с серебряным галуном на вороте шинели.

– Мы их не мене, – лаконично ответил второй, окинув взглядом траншею. – А сапоги у него важные,– покосился на хорунжего. Надо снять, – пошевелил вылезшим из драного ботинка пальцем.

Ротный, между тем, занялся делом: вызвал двух взводных (третьего убило) доложивших о потерях; приказал развернуть в сторону города захваченный пулемет, выбросить за бруствер трупы поляков и отрядить пятерых для поиска раненых с последующей доставкой в лазарет.

– Ты, Рубан, остаешься за меня, – ткнул в грудь пальцем старшему, в кудлатой папахе, – я к начальству.

Фамилия ротного Ковалев, имя – Александр, от роду он был двадцати годов, сын белорусского крестьянина. Родился в уездном городке Чериков Могилевской губернии, куда семья в поисках лучшей жизни, переселилась из деревни. Отец трудился грузчиком и кочегаром на винокуренном заводе, мать занималась по хозяйству, у Александра имелись братья – Левка и Михась, а еще две сестрички.

Левка вернулся с империалистической, Михась был пятью годами младше, двойняшки еще пигалицы.

Несмотря на бедность и нужду, родители дали сынам начальное образование, а самый башковитый – Сашка, закончив реальное училище, поступил в учительскую семинарию. Ее не закончил «за неимением средств» и до семнадцатого года служил делопроизводителем в уездном отделе наробраза*.

Дружил с девушкой, по имени Алеся, худенькой и с золотыми волосами, знали друг друга с детства. Постепенно дружба перешла в любовь, как часто бывает.

С приходом же Октябрьской революции стал членом РКП(б)*, заведуя отделом уездного исполкома, а с началом Гражданской войны добровольно вступил в Красную Армию, закончив краткосрочные командирские курсы в Могилеве. И вот теперь, в составе 8-й дивизии РККА, воевал с белополяками на Западном фронте.

Был Александр рослым, как отец, помимо живого ума обладал недюжинной силой, а в придачу жестким характером. Все эти качества пригодились – бойцы ротного уважали, командование с ним считалось.

Выбравшись по другую сторону бруствера, и придерживая полевую сумку на боку, он, пригнувшись, побежал вдоль траншеи к центру захваченной обороны, где полагал найти начальство. Не ошибся.

Рядом с двумя трехдюймовками* на пригорке (одна разбита) стоял глядя в бинокль на темневший вдали город, командир пехотного полка вместе с комиссаром и группой начсостава.

Подбежав, Ковалев доложил о потерях и стал вместе с другими ждать приказа. Тот поступил через несколько минут – приготовиться к отражению атаки.

– Есть! – козырнули ротные и поспешили каждый к своему участку.

Когда Александр снова спрыгнул в траншею, трупов в ней не было, пулемет с заправленной в патронник лентой развернули в сторону города, красноармейцы, присева на корточки, грызли сухари.

– Быть готовыми к контратаке! – обошел ее командир роты. Второй номер «Максима» брякнул рядом еще одну патронную коробку, бойцы выложили на срез траншеи винтовки и вновь стали меланхолично жевать.