Ольга Серова - Надежды маленький оркестрик…

Было еще две фотокарточки того же

периода —

на одной мне два года, я сижу, свесив ноги, на высоком красивом стульчике, облокотившись на стоящую передо мной декоративную резную тумбу, подперев кулачками щеки. А на другой я на трехколесном велосипеде, в матроске и

с большим

бантом (сразу видно, что меня очень любили и старались одевать красиво).

Жили мы на втором этаже, а лестница, очень высокая и крутая, в один марш, выходила прямо во двор. Вот с этой лестницы, как с горки на санках, я решила скатиться на папиных конторских счетах. Не помню, удалось ли мне съехать до конца, и кто меня, орущую, тащил вверх, помню только дикую боль от костяшек (а их там 120 штук – по 10 на каждом из 12 прутьев), ободравших мне кожу на спине и попке.

А в другой раз я втиснула свои ноги в ботинках в мамины гетры – высокие, как сапоги, ботинки на шнурках, а затем «нырнула» до самого пупа в папины сапоги и начала браво маршировать по комнате, чем вначале рассмешила папу с мамой. Наконец папа стал собираться на дежурство, и ему нужны были сапоги. Но не тут-то было – мои ботинки далеко и прочно втиснулись внутрь этого «пирога» и никак не хотели вытаскиваться. Папа хмурился, пыхтел изо всех сил, но сапоги не поддавались. Тогда мама перехватила меня поперек и прижала к себе, а папа тащил сапоги на себя, я же верещала как поросенок, но не от боли, а от страха, что мне ноги оторвут, да вдобавок, пожалуй, отшлепают, хотя папа меня никогда не бил.

Вытащили с помощью то ли скалки, то ли большой линейки, которую просунули к пятке и толкали мамины гетры изнутри наружу.

И таких «веселых» приключений со мной было еще немало: то голову засунула между дужками венского стула (а он был изготовлен на совесть, и папе пришлось потратить немало сил, чтобы хоть чуточку растянуть их вширь и вызволить мою голову), то зачем-то натолкала в нос зеленого гороха, и одна горошина втиснулась и застряла где-то глубоко у переносицы. Пришлось несколько дней ходить с припухшим носом и гнусавить, пока горошина совсем не разбухла от соплей и потом выскочила, как пробка от шампанского, когда я сильно чихнула,

Ну и много еще подобных приключений, и всегда рядом был папа, много разговаривал со мной и терпеливо воспитывал, отвечал на все мои «зачем» и «почему».

Как-то перед сном раздевал меня, и из кармана моего передничка вывалился позеленевший пятак. «Откуда это у тебя?». Я рассказала, что нашла его в земле, когда мы «пекли куличики» в соседнем дворе у моей подружки. Папа тут же вновь одел меня и приказал сейчас же отнести пятачок к подружке.

На улице уже смеркалось и было безлюдно, я боялась идти одна и заплакала. Папа сделал очень строгое лицо: «И это дочка красного командира? Берет чужие деньги да еще и трусиха, боится?». Мне было и стыдно, и страшно: а вдруг выскочит какая-нибудь собака и покусает! С колотящимся сердцем добежала до соседней калитки, забросила в щелочку злосчастный пятак и бегом обратно. А у нашей калитки стоял мой папа и похвалил «за храбрость», и пока мы поднимались, пока он меня раздевал и купал в корыте, долго внушал мне, что никогда нельзя брать чужое, что говорить надо только правду, не врать, не трусить, быть смелой и отважной и всегда помнить, что я дочка командира Красной Армии.

Выросший в крестьянской семье, он умел делать, казалось, все. Потом, когда я уже подросла, он внушал мне: «Все, что ты видишь вокруг, сделано руками человека. Раз кто-то это делает, значит, и ты сможешь это сделать. Будь любознательной, все примечай и постигай. Когда-нибудь пригодится» (Позже эту заповедь отца я передала братишке Шурику, и он тоже стал «мастером на все руки»).

Еще в Стерлитамаке, до демобилизации, в часть не успели доставить или пошить летнюю форму обмундирования, поэтому всем командирам выдали материал с приказом к 1 мая явиться в новой форме. В мастерской заказ не принимали, тогда отец распорол старые гимнастерку и галифе, разложил на полу материал и по старым «выкройкам» скроил и сшил новую форму, и на парад пошел уже в ней.

А когда я училась в 4 классе, он научил меня вывязывать пятку шерстяных носок, что не каждая женщина умеет.

После увольнения в запас его, как члена партии, направили на работу в систему Башкоопинсоюза (союз кооперативных артелей инвалидов): нужно было возрождать народные промыслы, в стране не хватало товаров народного потребления и многого другого. Жилось очень бедно и голодно.