Фиаз Рафик - Мой брат Мохаммед Али

Наша мама, урожденная Одесса Ли Грэйди, появилась на свет 12 февраля 1917 года. Ее отец, Джон Грэйди, был мулатом – сыном темнокожей матери и отца-ирландца. Джон переехал в Америку в 1877 году из ирландского городка Эннис. После долгого, изнурительного плавания через Атлантику он женился на бывшей рабыне. Наша мама, прекрасная внешне и внутренне, всегда была невероятно мягкой и доброй. Ее – коренастую, с очень светлой кожей – часто принимали за белую женщину даже в те времена, когда принадлежность к определенной расе так влияла на возможности, которые предоставлялись вам в жизни.

К тому же мама почти никогда не злилась и не грустила. Люди любили ее за то, что она была жизнерадостной и излучала внутренний свет. Мама старалась всегда сохранять достоинство и стала воспитывать это в своих сыновьях, едва мы начали говорить. Нас учили проявлять доброту к окружающим, демонстрировать хорошие манеры и уважать старших, вне зависимости от их происхождения. Дружелюбие и щедрость мой брат, несомненно, унаследовал именно от матери.

А еще она была непреклонна во всем, что касалось порядка. Мама не только заставляла нас следить, чтобы мы выглядели всегда опрятно – ее стандарты чистоты распространялись и на весь дом. Мама всегда проверяла, как мы выполнили свои обязанности по дому – каждое утро, прежде чем выйти из дома, надо было застелить кровать, а вещи, которые нужно постирать, – положить в корзину с грязным бельем, а не разбрасывать где попало. Порядок в доме должен поддерживать каждый – и для нас, детей, не делалось никаких поблажек. Однако любимчиков у мамы не было. Мохаммеда, как первенца, она не выделяла, и я искренне убежден, что мама любила нас одинаково.

Во многих отношениях наш отец – ее полная противоположность. Он был талантливым художником и зарабатывал тем, что рисовал вывески в Луисвилле и пригородах. По словам папы, в пятидесятые, когда он начинал, из темнокожих, кроме него и еще одного парня, вывески маслом не рисовал больше никто. Сначала он работал только в черных кварталах, но благодаря сарафанному радио стал получать многочисленные заказы и от белых, несмотря на то, что город тогда был разделен на кварталы по цвету кожи. Даже изображения Иисуса Христа во многих церквях Луисвилла – творения его кисти. Работы, на которых стояло имя отца, можно было встретить в любом уголке города.

Мы с Мохаммедом считали себя его самыми главными фанатами: картины отца нас всегда завораживали. Мы наблюдали, как он создает магию, и его талант художника настолько нас восхищал, что я мечтал когда-нибудь научиться рисовать так же здорово, как папа. Именно пример отца вдохновил меня заниматься живописью, когда я стал взрослым, хотя, по-моему, его уровня я так и не достиг.

Как-то раз он сказал Мохаммеду: «Ты должен стать юристом или врачом», но так сложилось, что в жизни брат проявлял другие способности, доставшиеся от отца в наследство. Папа был не только талантливым художником, но и прирожденным актером – он обожал петь и танцевать. Отец был шоуменом и отлично изображал звезд тех лет, распевая шлягеры после работы в нашем уютном доме. А еще его знали как любителя экстравагантно одеваться. По вечерам этот красивый, ухоженный темнокожий мужчина надевал начищенные ботинки, узкие брюки, свежую рубашку и заваливался в джаз-клуб, где танцевал до утра. У него была особая манера говорить – он тараторил, будто торопясь все высказать. «Кассиус, давай-ка помедленнее, а то я почти ни слова не понимаю», – говорила мама: она и не предполагала, что однажды эта способность отца выстреливать слова с бешеной скоростью сыграет такую важную роль в карьере моего брата. Мы с Мохаммедом не сомневались, что папа имел все шансы стать звездой шоу-бизнеса, но, по его словам, сделать такую карьеру он не мог из-за цвета кожи, ведь для темнокожих в то время были закрыты многие дороги.

А еще отец, к сожалению, имел репутацию пьяницы и бабника. Маме всю жизнь приходилось мириться с тем, что ее муж – любитель погулять. Время от времени мы становились свидетелями ссор наших родителей, и Мохаммед эти моменты ненавидел. Он залезал под кровать или прятался с головой под одеялом. И сгребал в охапку меня, своего младшего брата, – мягко, словно стараясь защитить. И все же наши родители любили друг друга, хотя и сильно различались характерами. Отец был очень суровым – не из тех, кто проявляет свою любовь. Самое неприятное, что, напиваясь, он начинал скандалить с мамой, иногда даже бил ее. В целом он был вполне дружелюбным человеком и старался уважать окружающих, но ссоры родителей сильно повлияли на нас с Мохаммедом – думаю, во многом поэтому в будущем мы оба старались лучше относиться к женщинам, находящимся рядом с нами.