Эдуард Гурвич - Дерзкие параллели. Жизнь и судьба эмигранта

Однако продолжим наметившуюся тему – об умолчании. В Советском Союзе она коснулась не только художников, но и самого Лобанова-Ростовского. Этот барьер был прёодолён, благодаря дружбе князя с ещё одним московским коллекционером, искусствоведом, профессором Ильёй Самойловичем Зильберштейном. С ним Лобановы-Ростовские познакомились ещё в Париже, благодаря торговцу И.Гурвичу, который, вспоминает князь, объяснил ему, кто такой Зильберштейн и дал адрес гостиницы, где тот проживал. Знаменитый искусствовед часто наезжал в Париж и запомнился тем, что приходя в дома русских эмигрантов, снимал со стены картину со словами: «Это вы должны нам подарить». Как вспоминает Роза Лемперт, «попробовал он проделать это и с моим папой. Но не тут-то было. Папа не моргнув глазом возразил: мне никто ничего не дарил! И всё же однажды папа продал Зильберштейну за чисто символическую цену, т. е. практически подарил, чемодан с бумагами и письмами – архив Константина Коровина. «Пусть это будет в России. Он собирается писать книгу о Коровине….» – сказал папа. Так с помощью этого архива появилась книга о Коровине, которую Зильберштейн прислал папе с дарственной надписью»…..

Получив от Гурвича адрес гостиницы, Лобановы немедленно туда поехали.

– Мы сразу же установили дружеские отношения и пригласили его к себе на ужин в следующее воскресенье, дабы показать ему наши парижские приобретения. Главным образом работы А.Н.Бенуа. Страдающий диабетом, Илья Самойлович за ужином мало что ел. Пил лишь чай. Увидев, что Нина и я серьёзно увлечены «Миром искусства» и в особенности театральной живописью, Зильберштейн нас всячески поощрял и поддерживал. Ему очень захотелось иметь портрет Бунина работы Л. Бакста, а также карандашный рисунок – портрет Есенина работы А.Н.Бенуа. Мне было жалко с ними расставаться, и я их ему не дал. Гораздо позже, в начале 1980-х годов, когда он опубликовал в «Огоньке» свои впечатления о поездках во Францию и множество статей под названием «Парижские находки», одну из них он посвятил нашему собранию, где фамилия собирателя не была указана. Зильберштейн, извиняясь, прямо сказал, что КГБ ему запретило указывать имя коллекционера.

Уже когда рухнул Советский Союз и архив КГБ приоткрылся, князь сумел приобрести два оригинальных документа, которые проясняли эту историю. Первое письмо с грифом «Для служебного пользования» было отправлено 25 мая 1983 года за подписью начальника Пресс-бюро КГБ СССР Я.П.Киселёва и адресовано главному редактору «Огонька» А.В.Софронову:

«Уважаемый Анатолий Владимирович!

Возвращаем Вам статью И.С.Зильберштейна «Шедевры отечественной культуры». Популяризацию Лобанова-Ростовского Н.Д. и его коллекции в советской печати считаем нецелесообразной. По нашему мнению, статья оставляет впечатление саморекламы автора и по содержанию написана с объективистских позиций.

Приложение: статья на четырёх листах, только адресату».

Ничего необычного в такой практике нет. Я проработал много лет в газете и возил к цензору каждый номер в пору моего редакторства. Без штампа «В свет» и подписи цензора не могла быть опубликована ни одна строчка. Если же цензор что-то отклонял, отправлялись подобные письма. На публикации ставился крест. В этой же истории необычно другое. Письмо того же Киселёва от 27 августа 1984 года тому же Сафронову и по тому же поводу:

«Уважаемый Анатолий Владимирович!

Согласно договорённости направляем Вам статью доктора искусствоведения Зильберштейна И. С, полученную от него 16 августа с. г. во время встречи в Пресс-бюро.

Возражений против публикации в части, касающейся КГБ СССР, не имеется.

Приложение: статья на четырёх листах, несекретно».

Что же произошло за год с небольшим с мнением КГБ? И как Зильберштейн оказался в Пресс-Бюро КГБ? Ведь обычно с авторами скандальных статей переговоров о публикации в этом ведомстве не вели. Органы переписывались только с ответственными редакторами изданий. Остаётся предположить, что выездной Илья Самойлович имел свои контакты с этой организацией. Иначе он не мог бы, скажем, ездить в Париж в командировки от Министерства культуры СССР. В частности, когда Лобановы встретились с Зильберштейном в гостинице, он имел задание (кстати, так и не выполненное) выкупить у Сержа Лифаря 13 любовных писем А.С.Пушкина Наталье Гончаровой, когда она ещё была невестой.

Имея эти контакты, Илья Самойлович во время одной из поездок князя в Москву, вновь напомнил ему о портретах Бунина и Есенина. Зильберштейн предложил Лобанову подарить эти портреты Советскому Союзу, а за этот жест он брался уговорить КГБ снять запрет на упоминание его имени в публикациях. Князь согласился. Илья Самойлович пошёл на Старую площадь и вернулся довольный, несмотря на то, что ему пришлось долго уговаривать генерала. В следующий приезд Лобанов привёз и передал Илье Самойловичу оба портрета. После чего появилось второе письмо, а следом и первая публикация в «Огоньке» о собрании Лобановых-Ростовских. Никто не мог предположить, что спустя пять лет князь сможет опубликовать свой сборник в Москве, а позже перевезти почти всю коллекцию русского театрального искусства в Санкт-Петербург…