Рихард Зорге - Тюремные записки Рихарда Зорге

До зимы 1929 года я находился в Москве и в это время по служебным делам был связан только с органами Коминтерна. Как член партии я имел отношения только с ячейкой этой организации.

Зимой 1929 года я расстался с Коминтерном, доложив, что прекращаю свои отношения с ним в связи с новой работой. Одновременно с этим прекратились мои связи и с партийной организацией Коминтерна. После этого всю служебную деятельность я вел только в четвертом управлении Красной армии. Я стал членом Информационного отдела Центрального комитета Советской коммунистической партии, и мое членство в партии и связи с ней стали компетенцией этого отдела. Даже сейчас как член партии я несу ответственность перед Информационным отделом, и я каждый раз должен был являться туда, когда возвращался в Москву. Любой человек, поддерживающий связь с партией через этот отдел, всегда должен отчитываться перед ним о своих заграничных поездках. Все мои последующие служебные связи ограничивались только четвертым управлением. Я довольно часто встречался с начальником управления генералом Берзиным и его заместителем генерал-майором Давыдовым. Это была основная форма связи между мной и четвертым управлением. Берзин давно слышал от Пятницкого о моих идеях о широкомасштабной политической информационной деятельности, выражал одобрение по этому поводу, и поэтому наши с ним беседы шли успешно. Кроме того, он горел желанием получать с моей помощью военную информацию, крайне необходимую четвертому управлению. Мы договорились, что я буду сопровождать в Китай группу военных специалистов и что мы будем надеяться на точность моих сообщений. В 1929 году в фокусе интересов оказался Китай. Да и мне больше хотелось поехать в Азию, чем в Европу. Таким образом я был командирован в Китай.

От сотрудников восточного отдела четвертого управления я получил конкретные указания о военной стороне моей поездки в Китай. Относительно деталей моего политического и экономического задания генерал Берзин провел со мной консультации иного рода. По его словим, он встречался с руководством Центрального комитета партии и его военного отдела [62]. Берзин по партийной работе долгие годы был хорошо знаком с этими руководителями и поддерживал с ними дружеские отношения. Я сам знаю, что он связывался по телефону с крупными фигурами и ЦК и военными руководителями. Нет нужды говорить, что все руководители четвертого управления были членами партии, а он был в личных дружеских отношениях с многими партийными лидерами. Более того, пожалуй, если бы не было этих личных дружеских связей, четвертое управление вряд ли смогло бы так выполнять свои функции. Именно благодаря таким отношениям четвертое управление смогло полностью решить свои задачи, используя и меня как связующее звено с партийным руководством. Такое впечатление особенно усилилось после того, как я начал посылать информацию и донесения из-за границы. Благодаря качествам сотрудников четвертого управления и тесным связям его начальника с важнейшими официальными лицами мои важнейшие сообщения быстро и в полном объеме направлялись советскому руководству.

Непосредственно перед отъездом в Китай я посетил восточный, политический и шифровальный отделы и провел там последние согласования. Я знал, что в четвертом управлении была радиошкола, но я ее не посещал, потому что меня посылали в Китай в сопровождении радиста, с которым я должен был встретиться в Берлине. Этого радиста звали Вайнгартен. Ни во время пребывания в Москве, ни потом я не отчитывался перед четвертым управлением за то, чем занимался в свободное время. Я не был штатным сотрудником четвертого управления. Но мои служебные и партийные контакты ограничивались встречами со специальными лицами из управления и ЦК. По случаю отъезда я встретился с Пятницким, Мануильским и Куусиненом, но это были только личные встречи, встречи друзей.

Вернувшись из Китая, я посетил начальника четвертого управления Берзина и его нового заместителя, которые радушно приняли меня. Они оба были удовлетворены работой, проделанной мной в Китае, и теперь хотели подробно обсудить мою будущую деятельность. У меня не было причин отпираться и, кроме того, не было никаких других занятий. Время от времени меня вызывали, чтобы обговорить некоторые вопросы, но чаще Берзин или его заместитель приезжали ко мне в гостиницу или же приглашали меня к себе домой. Как член партии я сразу сообщил в ЦК о своем возвращении. Я вторично встретился со Смолянским, который курировал мою работу с 1929 года. Я сделал доклад для узкого круга сотрудников Отдела и оформил все необходимые партийные процедуры. Там мою работу тоже похвалили. Смолянский говорил, что в партии сложилось очень хорошее впечатление обо мне. Он два или три раза посещал меня, пока я был в Москве, и помогал мне в подготовке к новой миссии. Он с большим энтузиазмом занимался моей предстоящей поездкой в Японию и много говорил о ее важности. В его полномочия не входило давать мне указания, однако мы с ним совместно обсуждали проблемы, возникшие между Японией и СССР после инцидента в Маньчжурии. Он, как и большинство других членов партии, опасался нападения Японии на СССР. Ведя со Смолянским такие разговоры, я в то же время завершил отчет для Берзина о своей деятельности в Китае, но мое желание не задерживаться более в Москве не принималось во внимание. Пока же вновь и вновь велись разговоры о зарубежной работе. Даже когда я полушутя спросил, может, найдется для меня какая-нибудь работенка в Японии, Берзин ничего не ответил мне. Однако через несколько недель он сам с воодушевлением поднял эту тему. Он сказал, что руководители ЦК партии, так же как и он, проявили интерес к моей деятельности в Японии, и посоветовал мне немедленно приступить к подготовке. Видимо, после обсуждения военным руководством в Восточном отделе снова решили поручить мне задание в военной области. Берзин после беседы с партийными лидерами самого высокого уровня сообщил мне краткое содержание моих задач в политической сфере. Их план состоял в том, чтобы поручить мне детально разобраться с обстановкой в Японии, непосредственно на месте тщательно изучить возможности разведывательных операций, затем при необходимости кратковременно вернуться в Москву и после этого окончательно решить вопрос о моей будущей деятельности. В московском центре считали работу в Японии чрезвычайно сложной, но важной, и потому рассматривали такой подготовительный этап как абсолютно необходимый.