Рихард Зорге - Тюремные записки Рихарда Зорге

Одзаки. Одзаки был моим самым главным соратником. Впервые я познакомился с ним через Смедли в Шанхае. Отношения между нами и с деловой, и с человеческой точек зрения были совершенно безупречными. Его информация была чрезвычайно надежной и наилучшей из той, которую я получал из японских кругов. С ним у меня быстро завязались дружеские отношения. Поэтому, как только я прибыл в Японию, прежде всего принял меры к тому, чтобы установить связь с ним. Он покинул Шанхай в 1932 году, и это была серьезная потеря для нашей группы. Он явно имел тесные связи с Китайской коммунистической партией, но я в то время почти не знал об этом, нет, фактически ничего не знал.

Каваи. Его привел ко мне и познакомил Одзаки. В это время Каваи был действительно активным и к тому же очень хотел работать. Он раза два ездил в Маньчжурию и добывал информацию для меня. Он всегда имел выходы к информации о положении в Северном Китае. Поскольку он не говорил на иностранных языках, то после отъезда Одзаки я стал испытывать трудности в контактах с ним. Помню, что в Шанхае он пригласил меня к своему знакомому Кавамура, но больше с Кавамура я не встречался и личных отношений между нами не возникло. Я никогда не встречался в Пекине ни с Каваи, ни со Смедли.

Мидзуно. С ним меня познакомил Одзаки. Однако я встречался с ним всего несколько раз. От него у меня осталось впечатление, что он скорее ученый, чем политический шпион. В Японии я один раз встречался с ним в ресторане.

Ямаками [31]. Когда Одзаки уезжал из Шанхая, он познакомил меня с ним в качестве своего преемника, но после одной или двух встреч наши отношения прекратились. Однако почему мы так быстро расстались, сейчас не могу вспомнить. Он познакомил меня с Фунакоси.

Фунакоси [32]. Я часто встречался с ним. Наши отношения продолжались до самого моего отъезда из Китая. Перед этим я познакомил его с моим преемником Паулем, и он затем работал с ним. Мои отношения с Фунакоси с самого начала не были такими тесными, как с Одзаки. Кроме того, он не давал столько информации, как Одзаки.

Пояснения относительно Кито. Он не был членом моей группы и не работал со мной – это я твердо заявляю. Я несколько раз слышал о нем от Смедли и Одзаки, но между нами совершенно не было личных отношений. Хотя я помню о других членах группы, о нем совершенно не помню. По моим предположениям, Смедли имела с Кито прямые или косвенные контакты, и не от нее ли, думается, он узнал о моем желании заполучить японца, которому можно было бы доверять. Если бы Фунакоси был членом моей группы, то мне не было бы нужды просить Смедли познакомить меня с Одзаки. Как я уже писал выше, я познакомился с Одзаки через Смедли и уверяю, что не было никого другого, кто мог бы меня с ним познакомить. И не только это. Если бы Кито был членом моей группы, я бы наверное не стремился познакомиться с Одзаки. Дело в том, что я хотел иметь только одного способного и знающего сотрудника из японцев и никак не собирался создавать большую группу в пять или шесть человек. Кроме того, мне было запрещено Москвой брать в партнеры известных людей, вроде Кито. Если бы я знал, что Одзаки имеет тесные связи с Коммунистической партией Китая, несомненно, я колебался бы, поддерживать ли с ним столь тесные взаимоотношения. И, может быть, оставил бы мысль о дальнейшем использовании Одзаки.

Из Москвы мне было дано указание не иметь прямых контактов с КПК, кроме того, мне и не ставилось задач, которые требовали бы этих контактов. Я собирал информацию о КПК и направлял ее в Москву, но эта информация поступала только время от времени и совершенно открытыми способами. Иногда такого рода информацию добывали Смедли и примыкавшие к нашей группе китайцы. С тех пор, как прекратились мои отношения с Коминтерном и я стал работать на Советскую коммунистическую партию и четвертое управление РККА, мне было запрещено поддерживать связи с другими компартиями – я это здесь снова утверждаю. Москва непрерывно обращала внимание на недопустимость контактов с другими компартиями, особенно в моей ситуации. Для сбора информации о КПК имелась специальная группа Коминтерна, а кроме того, о Китайской Красной армии иногда информировала еще одна группа. В мою компетенцию не входили доклады по подобным проблемам, и у нашей группы не было полномочий участвовать в функциях КПК. Исходя из моего опыта в Скандинавских странах и Англии, я считал, что разведработа должна быть отделена от партии в каждой стране, и это мнение я сообщил московским инстанциям. Я покинул Коминтерн, чтобы профессионально заниматься разведработой. И не было никаких причин именно в Шанхае игнорировать указания Москвы или мой собственный опыт. После того как я стал работать в Японии, я еще более строго, чем в Китае, придерживался этой точки зрения. Более того, я получил указание из Москвы не устанавливать связей с Японской коммунистической партией.