Александр Кислицын: Овеянные славой

Он отполз немного назад и опустился в дугообразную щель. В какое несуразное положение попал! Два ранения за одну атаку. А рота наступает. Интересно, далеко ли она продвинется. Совсем мало солдат в строю…

Осколки сильно жгли ногу. Порвав нательную рубашку, Еремин сделал перевязку, но она мало помогла. Взбрела мысль — запеть песню, может, забудется боль и кто-нибудь услышит его. И он пел. Над ним летели снаряды, бой продолжался, а он пел и пел…

Вдруг в противоположный конец щели кто-то прыгнул, Иван оглянулся, это был Вася Игнатенко, недавно назначенный связным к командиру роты.

— Сержант! Как ты очутился здесь? Что с тобой?

— Вася, будь другом, принеси воды, хоть каплю. Понимаешь, горит все внутри. Ноги покалечены, будь прокляты.

Игнатенко мигом притащил откуда-то фляжку воды:

— Лежи здесь. Бегу к командиру. Наступление продолжается.

Настала ночь. Линия фронта отодвинулась еще дальше, а возле щели по-прежнему никто не появлялся. Ноги болели ужасно, давно пересохло во рту. Сковывала непонятная усталость. Иван не помнит, спал он или был в забытьи… Его, конечно, не забудут и вынесут. А в вышине ярко горели звезды, и было совсем непохоже, что где-то рядом война.

Перед рассветом кто-то заполз в щель. Еремин застонал, и его окликнули. Он не помнит, что говорил. Очнулся в ворохе соломы. Потом пришли санитары и унесли в медсанбат.

Когда Иван Егорович пришел в сознание, вместо правой ноги, выше колена, неуклюже торчал обрубок. В палате напротив его койки сидели старший лейтенант Еж и капитан, замполит батальона.

— Как, сержант, самочувствие? — в один голос спросили офицеры.

— Что ж, самочувствие. Обезножил я… — и слезы потекли по щекам.

— Поправляйся, Иван Егорович, — тепло сказал старший лейтенант, — а мы будем добивать фашистов. Отомстим за твою кровь.

— За боевые подвиги командование представило вас к званию Героя Советского Союза, — торжественно произнес замполит.

В Троицке на улице Крохмалева под номером 69 стоит маленький чистенький домик, такой же уютный дворик. Там и живет сейчас Иван Егорович Еремин — мужественный солдат, простой русский человек великой нашей страны.

Ломая смерзшийся снег, «Т-34» двигался недалеко от ручья, спрятавшегося под толстой пеленой снега. Впереди, перед деревней Жуково, была немецкая траншея с еле различимыми дзотами. Бой для танковой роты сложился неудачно. Три танка немцы подбили, а остальные отошли на исходную позицию.

Радист-пулеметчик младший сержант Виктор Чернышенко только что занял место тяжело раненного наводчика и зарядил пушку. Поспешив, послал снаряд выше дзота и виновато подумал: «Промазал».

Чернышенко ударил еще раз — от дзота полетели куски наката и комья земли.

Танк замедлил движение и, когда до траншеи оставалось не далее 40 метров, остановился. Чернышенко выстрелил еще раз, и снаряд расшвырял бегущую к деревне группу немецких солдат.

Тем временем гусеницы машины буксовали, мотор надрывно ревел, но танк уже сел днищем в болотине и не мог двигаться.

Гитлеровцы вновь заняли брошенный окоп и перешли в контратаку, но экипаж танка и подбежавший взвод автоматчиков прогнали их снова в окоп.

Из-за Жуково били минометы, и хотя зимний день короток, противник еще три раза пытался окружить застрявший танк и автоматчиков.

…Длинна и холодна декабрьская ночь. Ушел на розыски своих командир танка. Связи с ротой и штабом бригады нет со вчерашнего утра. Виктор штурмует эфир, но в треске и шуме чужих раций его не слышали те, кого он страстно искал.

Вернулся с печальным известием командир:

— Бригада отошла. Кругом следы гусениц, подбитые и сожженные машины — немецкие и наши.

Ночью гитлеровцы вновь попытались окружить русских. Тяжело ранило командира танка и нескольких автоматчиков. Их перевязали, но с отправкой в тыл медлили.

— Обстановка запутанная, — говорит сержант, командир взвода автоматчиков.

Но Чернышенко не согласен:

— Я предлагаю раненых отнести в тыл и автоматчикам отойти к своим.

— А как же вы? — спросил сержант-автоматчик.

— Мы с механиком-водителем останемся. Нам покидать машину нельзя. Боеприпасов полно, НЗ продовольствия есть, рация исправна, так что день-два продержимся, а там и наши подойдут, — спокойно ответил Виктор.