Владимир Семичастный - Лубянка и Кремль. Как мы снимали Хрущева

Цинев был старым контрразведчиком, прошел дорогами войны. Потом он возглавил Высшую школу военной контрразведки, а затем был взят в центральный аппарат КГБ. До войны работал в Днепропетровске и был очень близким приятелем Брежнева. Зная о его неблаговидной роли в аппарате КГБ, я попытался перевести Цинева на другую работу. Управление кадров предложило назначить его начальником Высшей школы КГБ. Это была работа намного самостоятельней прежней, и в беседах в управлении кадров с моими заместителями и со мной он не выдвигал никаких возражений. Однако через день после беседы с Циневым я был у Брежнева, и у нас состоялся довольно любопытный разговор.

— Я случайно узнал, что ты собираешься его убрать из центрального аппарата. Правильно ли это?

— Вчера он находился в вашем кабинете три часа, какая же тут случайность, — ответил я.

— Так ты все знаешь? — удивился Брежнев.

— Знаю, потому что не мог вам дозвониться. Точнее, дозвониться бы мог, только я знал, что вы заняты, что у вас посетитель. Так что я решил не использовать прямой телефон, пока вы не освободитесь. Много раз я спрашивал у секретаря в приемной о возможности вам позвонить. Ответ был один: «Генерал Цинев». Потому все и знаю. К слову сказать, генерал — мой подчиненный, и о том, что он идет на прием к генеральному секретарю партии, мне доложено не было. Мне известно, что вы друзья и можете встречаться на такой основе. Однако и после встречи с вами он не сказал мне ни слова. Разговаривая со мной, против перевода не возражал. Теперь вижу, что он предпочел бы остаться в аппарате. Однако с этим вопросом пошел прямо к вам. Как же мне с таким генералом работать?

— Знаешь, я бы его извинил, перед тобой он не осмелился поставить такой вопрос…

— Передо мной не осмелился, а перед генеральным секретарем отваги хватило?

— Ты же знаешь наши отношения.

Цинев не только остался в центральном аппарате. Год спустя я был вынужден под давлением отдела административных органов ЦК КПСС, наперекор собственной воле, повысить его в должности и сделать начальником Управления военной контрразведки.

Не очень много было сотрудников, помогавших Циневу в его доносительстве: один из начальников Управления, генерал из погранвойск, один работник партийного комитета центрального аппарата и еще пара человечков.

Я думаю, что остальные члены Политбюро, разумеется, кроме Шелепина, о моих сложных отношениях с Брежневым не знали, а может быть, и не очень-то хотели знать. Сам Леонид Ильич до поры до времени все наши разногласия старался не афишировать.

У страны было коллективное руководство, однако наиболее сильные голоса в Политбюро принадлежали четырем ведущим деятелям. Кроме Брежнева это были председатель Президиума Верховного Совета Н.В. Подгорный, председатель Совета Министров А.Н. Косыгин и главный идеолог М.А. Суслов. Брежнев понимал, что если бы он с самого начала стал проводить своих людей на слишком высокие посты, это не осталось бы незамеченным, а его позиции еще не были достаточно прочными. Он пошел по другому пути: окружил высших руководителей своими информаторами из второй шеренги и держал их под тщательным наблюдением. Как это выяснилось в 70-е годы, таких руководителей было достаточно много, не я один.

Все более обострялись отношения и между Брежневым и председателем правительства А.Н. Косыгиным. Брежнев с явной неприязнью относился к нему. Леонид Ильич, безусловно, всегда завидовал Косыгину, его выдержанности, квалификации, а главное — тому неформальному авторитету, которым Косыгин Пользовался у партийного актива и народа. Он стал все чаще опускаться до примитивных публичных реплик с целью задеть Косыгина, бросить тень на него и его семью. И хотя позже прибрал к рукам и пост председателя Президиума Верховного Совета, прихватить, по примеру Хрущева, должность Косыгина Брежнев никогда и не пытался, понижая, что этот пост связан со многими серьезными заботами и требует профессиональных знаний.

Косыгину было очень сложно и трудно работать в окружении заместителей-днепропетровцев, да и среди министров их было немало.

По-хамски отнесся Брежнев к уже больному Косыгину при освобождении его от должности председателя Совмина СССР.

Брежнев был человеком не из смелого десятка, проще говоря, труслив. Уезжая в командировки, он тщательно следил за тем, чтобы мы с Шелепиным не оставались без «присмотра». Так, весной 1962 года, когда ему предстояла поездка за границу на международную конференцию, а другие члены Политбюро в это время разъезжались, срочно была придумана командировка в Узбекистан и для меня.