Сергей Проскурин - Отрок

Когда делегация жителей обратилась уже на очередной «съезд нашей родной коммунистической партии», то их пригласил какой-то из замов председателя Мосгорисполкома и попросил отозвать письмо, пообещав решить вопрос с квартирами. Две или три семьи согласились и им действительно дали квартиры в центре из резервного фонда. Были такие, что не поверили. Эти семьи жили в полуразвалившемся доме до 100-летнего юбилея В. И. Ленина, пока не отключили газ. Они получили свои квартиры в самых дальних новых районах. Однако к этому времени наша семья уже давно жила в Ростокино.

Но пока идет 1953 год, и я играю с детьми около дома. Обычный вечер обычного дня, и как обычно идет с работы знакомая тетя, которая всегда со мной здоровалась и дарила конфету. Почему она это делала, я не знал. Тетя не была подругой моей мамы, никогда не бывала у нас в доме, а просто жила в соседнем подъезде. Но я уже привык, что она всегда угощает меня конфетой.

В этот день тетя так же поздоровалась со мной. В ожидании получения своей конфеты я подбежал к ней, но она ее почему-то не дала. «Может быть, забыла? – подумал я. – Если так, то надо ей напомнить». И я попросил… Тетя смутилась и сказала, что у нее нет конфеты, и порывшись в сумочке протянула мне сушку. Я схватил ее, сказал «спасибо» и побежал играть, тут же забыв о конфете.

Через какое-то время из окна второго этажа, на котором была наша квартира, раздался необычно строгий мамин голос:

– Сережа, домой!

Привыкший слушаться маму и не ощущая за собой какой-либо вины, я побежал домой. Мама встретила меня очень сердитой. Я не понял почему.

– Ты что, просил у тети конфету?

А я уже и забыл об этом. Ведь я не просил, а спросил, напомнил тете про конфету.

– Я не просил, – быстро ответил я.

– Зачем ты врешь? Тетя пришла и принесла для тебя конфету, которую ты у нее попросил!

Мама взяла в руки воспитательный инструмент, которым для нее служил портновский сантиметр, и быстро оказала воспитательное воздействие. Воздействие было скорее эмоциональным, чем физическим, но очень сильным. Небывало сильным! Лицо мамы всегда было ласковое и веселое. Даже когда хмурилось или сердилось, оно всегда оставалось слегка лукавым и добрым. А тут оно покраснело от искреннего негодования.

– Как ты мог попросить?!

Я тогда не понял, в чем заключался мой проступок, но в меня, в мое подсознание навсегда встроился мамин императив.

Этому императиву я подчинялся и не мог его ослушаться всю последующую жизнь. Это был блок, выставленный на уровне подсознания, который мне так и не удалось преодолеть, хотя я и пытался.

Надо признаться, что иногда это приносило какую-то пользу.

Где-то в 1959-м или 1960-м году, гуляя с друзьями по ВСХВ (а может быть уже и ВДНХ), мы зашли в павильон, в котором находилась иностранная делегация. В основном в ней были женщины. Увидев детей, а кроме нашей компании в павильоне было еще несколько детских групп, они стали раздавать мелкие сувениры. Дети тут же обступили делегацию и наперебой стали просить подарки. Я также стоял среди них, но физически не мог заставить себя попросить. Блок, установленный мамой в три года, был непреодолим. Я смотрел на этих добрых женщин и молчал. Наверное, мои глаза выражали и мое желание, и страдание от невозможности его высказать. Одна из женщин раздвинула кучку ребят, обступивших ее, и сделала несколько шагов ко мне, протягивая коробку из-под конфет, и что-то сказала переводчице.

– Ты, наверное, собираешь марки. Госпожа дарит тебе большой набор марок со всего мира, – перевела та.

Видно было, что она была бы не прочь получить этот набор для своего сына, так как ее голос не источал доброты. От себя она строго добавила:

– Ты же поделишься со своими друзьями?

Я охотно закивал и показал на двоих друзей со своего двора, чтобы лишить иллюзий остальных ребят, окруживших делегацию.

Я действительно поделился с ними. Мы сделали это честно, по справедливости, но самым бездарным и глупым образом. На самом деле я не собирал марки, не знал правил филателии, впрочем, как и мои друзья, не понимал, что такое «серия» или «блок», поэтому принцип дележа был простой – по количеству. И если в серии было шесть марок, то каждому по две. У настоящего филателиста от такого дележа случился бы обморок.

А марки там были, помнится, замечательные. Очень красивые! Особенно марки колоний, которых в то время на земном шаре было очень много. Почему-то именно у колоний были большие разноцветные марки с экзотическими растениями и животными на них. А как хороша была бельгийская серия с «Атомиумом», которую мы разбили, как и все остальные!