Был это для Михаила Крестьянкина уже второй брак. Первая его жена, восемнадцатилетняя Евдокия Васильевна, не перенесла тяжелых родов и умерла, через полгода умер и маленький сын Саша… До сих пор Михаил Дмитриевич, вспоминая об этом, крестился, произносил про себя, а то и вслух: «Упокой, Господи, души усопших раб Твоих Евдокии и Александра». Только вера и помогла тогда выстоять – сначала после смерти жены, а затем и сына… Вера и вскоре возникшая в его жизни тоненькая, хрупкая девушка, ставшая ему второй женой – Лиза Кошеверова, тоже из старинного орловского рода.
Жили небогато. Крестьянкины никогда не могли похвастаться большими капиталами, хоть и не бедовали откровенно. Употребляли такое слово – «достаточно». Их уделом было прасольство – торговля скотом. Прасол приезжал в село, покупал у крестьян коров или овец, откармливал их на арендованных пастбищах, потом перегонял их в город, забивал и продавал на мясной ярмарке. Выгодно получалось со всех сторон: крестьянину – деньги на руки и возможность не ехать самому в город (накладно, да и невозможно бывает от хозяйства оторваться); покупателю – свежее мясо; ну а прасолу – барыш от сделки. Одновременно занимались и шибайными делами – продажей кож, шерсти, овчин.
Прасольство – занятие лихое, интересное, требующее не только купеческой сметки, но и выносливости, удальства, физической крепости. То отбивайся от стаи волков, преследующих гурт, то примечай разбойников, которые норовят отбить скот и отобрать деньги. Застанет в степи проливной ливень – ночуй на голой земле, под тулупом, деваться некуда. А если нежданная хворь нападет на гурт, прощайся и со скотом, и с выручкой. Бывало так, что на протяжении сорока верст дорога была завалена тушами павших от ящура животных.
Но есть в прасольстве, конечно, и свое очарование, не сравнимое ни с чем. Сутки в седле, посреди бескрайних степей. Ночевки у костра, под небом, усыпанным мириадами звезд. А рассветы!.. Небо у тебя на глазах становится из черного фиолетовым, затем мутно-чернильным, на востоке начинает алеть тоненькая полоска зари. И тут все спящее стадо разом издает глубокий, протяжный вздох – знак близкого пробуждения… Все это невозможно прочесть в книжках, это поймешь, только будучи прасолом. Поймешь и полюбишь свою страну, ее природу, живность, небо, звезды – всем сердцем. Недаром с прасольства начинал один из величайших русских народных поэтов – Алексей Кольцов.
Михаил Дмитриевич застал уже последние годы орловского прасольства. Заниматься скототорговлей становилось все менее выгодно: земли распахивались под хлеб, выкупались под прокладывание железнодорожных линий, и не только в Орловской губернии, но и в Малороссии, куда традиционно ездили за товаром орловские прасолы; все меньше денег можно было выручить за операции с куплей-продажей скота. А уж когда началась семья, пошли дети, и вовсе стало не до длительных разъездов по селам. Крестьянкин переключился тогда на службу в мясной лавке своего родного дяди, брата матери – Дмитрия Петровича Немытова. Немытовы тоже были прасолами, но куда более успешными, нежели Крестьянкины – разбогатели еще в начале прошлого века, да так, что поставили в Орле собственные салотопельный, мыловаренный и свечной заводы, пенькотрепальную фабрику, не раз избирались в городской магистрат и управу. Впрочем, то, что Крестьянкины породнились с этой богатейшей семьей, никак на их собственном состоянии не сказалось.
Так и жили – трудно и весело, буднично и празднично. И, конечно, православная вера в семье была чем-то само собой разумеющимся. Вся ее жизнь, весь ее круговорот, от начала – рождения – до конца – успения и начала жизни вечной – был связан с храмом. Да и как иначе, если Ильинский храм стоял по соседству с домом Крестьянкиных?.. А главной книгой в доме было зачитанное, старое Священное Писание. По нему дети учились складывать первые слова, по нему начинали понимать, как и зачем устроен этот мир.
…– Ну что, Ванечка, вот и пришли, – ласково проговорила Прасковья Иларионовна, обращаясь к младенцу, которого нес на руках отец. – Видишь, сам отец Николай нас встречает.
Малыш, словно почувствовав, что обращаются к нему, раскрыл глазки, непонимающе взглянул на весеннее небо, по которому неслись рваные облака, на сияющие золотые кресты над куполами храма.
А 52-летний отец протоиерей Николай Азбукин уже выходил навстречу своим прихожанам. Саша Крестьянкин и Прасковья Иларионовна подошли под благословение.
Читать дальше