Александр Кислицын - Южноуральцы — Герои Советского Союза

К самолетам обычно подвешивали одну тысячекилограммовую бомбу и десять «соток» специального назначения. Выходили на Черное море западнее Одессы. Через лиманы Дуная шли вдоль берега.

Однажды, за пять минут полета до Констанцы, на высоте 5000 метров, встретилась сплошная облачность. Самолет пошел на снижение.

— Штурману и радисту! Снижение 15—20 метров в секунду! — крикнул пилот и добавил: — Спокойно!

Теряя высоту с огромной быстротой, самолет вывалился из облаков. До земли оставалось не больше 1500 метров. Южилину удалось вывести самолет в горизонтальное положение прямо над целью. Штурман сбросил бомбы на корабли и транспорты. Экипаж увидел взрывы и пожары. Утром агентурная разведка подтвердила, что было потоплено несколько транспортов врага. Выходит, что налет был удачным.

Шел последний год войны. Авиадивизия ночью бомбила столицу Венгрии. Один самолет южилинского звена столкнулся с другим нашим самолетом и оба экипажа погибли, кроме летчика, выброшенного из кабины при столкновении. Раскрыв парашют, пилот скоро коснулся земли. Его схватили и посадили в крепость.

Утром на допросе тщательно выбритый пожилой полковник, ломая русский язык, приглашал советского летчика к столу. На столе документы погибших экипажей, удостоверение личности и комсомольский билет пленника, а также фотоальбом авиаполка.

— Полюбуйтесь, герр пилот. Вот ваш Аверьянофф, это начальник штаба, это ваш командир звена Южилин. Немец показывал пленнику фотографии хорошо известных ему товарищей — однополчан, правильно называя фамилии и должности. На конвульсивно дергающемся лице гитлеровца скользила профессиональная улыбка палача.

— Аверьянова давно нет, — решил врать лейтенант. — Южилина тоже убрали, — и летчик уверенно назвал несколько имен пришедших на память.

— О, ви молодец, герр пилот. Война. Все может быть, о, да. Пудем каварить. Мы… — тянул полковник, — благородна, феликодушен нация. Немецкое командований предлагает вам Ю-52. Это прима аероплейн и ви будешь самый счастливый тшеловек. К вашим услугам марки, комфорт, прекрасное вино и фрау, о, да. Ви не боятся. Русски зольдатен никада ни пудет Пудапешт, Прага, Перлин.

Затаив гнев, пилот-комсомолец еле сдерживал себя. Если бы не два здоровенных эсесовца с автоматами на груди, стоявшие по бокам, он бы знал, что делать.

— Ваша прима — трехмоторная дрянь и пусть ее водят недобитые гитлеровцы, — только и успел сказать он.

— Молшать! — закричал, багровея, полковник. — Ви рюски швайн. Не хочешь жирна куски хлеб, немецка форма, полютшай морда, — и он ударил пленника парабеллумом по голове.

…Летчика отлили водой. Веки еле раскрылись. Голова болела и летчик не сразу вспомнил, что с ним произошло.

Допрос продолжался. Убертс предлагал сигареты, приглашал к столу, указывая на бутылку коньяку и налитые рюмки. Пленный молчал.

Полковник повторил предложение, грозился повесить летчика за отказ служить фюреру, но пилот смотрел на него ненавидящими глазами и, стиснув зубы, молчал.

Избитого и окровавленного лейтенанта уволокли в камеру и бросили на ледяной, каменный пол.

Так продолжалось около двух недель. Молчание юноши-летчика бесило опытных, набивших себе руку эсесовских палачей и они поочередно допрашивали советского офицера и всякий раз били его до потери сознания.

Ранним утром летчика вывели из камеры и в коридоре толкнули к десятку таких же оборванных и изуродованных узников.

Комендант и двенадцать эсесовцев вывели пленных за крепость. Высокий, худой, с черной бородкой и усами пилот стоял в первой паре. «Куда ведут»… Он оглянулся на товарищей. Четыре пары в окружении конвойных шли еле волоча ноги. «Если смерти не избежать, все равно надо сопротивляться», — рассуждал летчик. Оглянувшись еще раз, пилот негромко сказал: «Крепитесь, товарищи!». Рядом шедший конвоир ударил прикладом, но летчик удержался на ногах, схватившись рукой за соседа.

…Вдали раздавались глухие взрывы. Их ведут все дальше. Наступили сумерки. Стрельба была все слышнее. Пленных загнали в пустующий венгерский дом. Дрожа от холода, голодные и уставшие, сначала шепотом, а потом и в голос заговорили пленные. Сразу потеплело на душе. О том, что их ожидает, старались не говорить, но все твердо решили: бежать при первой же возможности.

Летчик сидел у окна. Разве можно уснуть в такую неспокойную ночь! Кто виновен в ужасной катастрофе? — спрашивал он себя. Прильнув усталой головой к косяку, пилот в конце концов уснул.