Эдриенн Бродер - Дикая игра. Моя мать, ее любовник и я…

– Ну-ка, поглядим, что ты способна сотворить из этого, Малабар, – сказал Бен моей матери, которая вышла в прихожую и встала рядом с мужем. Он вручил ей пакет и клюнул в щеку коротким поцелуем.

Мать унесла пакет в кухню, поставила на столешницу, развернула и заглянула внутрь.

– Сквобы [2] Сквоб – молодой голубь, не старше четырех недель. Сквобы забиваются на мясо прежде, чем начинают летать, поэтому их мясо очень нежное. , – с гордостью сказал Бен, потирая руки. – Дюжина. Ощипаны и выпотрошены. Я даже головы отрубил – все для тебя.

Ага! Так эти влажные пятна – кровь.

Я глянула на мать, ее лицо не выдало и тени отвращения – только восторг. Она, несомненно, уже высчитывала в уме температуру и время, необходимые для образования хрустящей корочки, но так, чтобы не пересушить мясо и наилучшим образом подчеркнуть его вкус. В кухне моя мать пробуждалась к жизни – это была ее сцена, где она исполняла главную роль.

– Что ж, Бен, уважил ты хозяйку, – промолвила мать, смеясь и одарив его долгим взглядом.

Малабар была жестким критиком. Ее одобрение нужно было заслужить, и этот процесс мог затянуться на годы, так и не принеся результата. Бен Саутер, я это видела, только что заработал себе очередной балл.

Сразу за Беном вошла его жена, Лили, принеся с собой букет цветов из собственного сада в Плимуте и мешочек только что собранного с берегов их собственного ручейка водяного кресса – крохотного, как раз такого, какой любила Малабар. Лили, лет на десять старше моей матери, была миниатюрной и непритязательно красивой, с седеющими каштановыми волосами и морщинистым личиком, которое без стеснения говорило о ее новоанглийской практичности и полном отсутствии тщеславия.

Чарльз стоял в стороне и улыбался от уха до уха. Он обожал компанию, вкусную еду и истории из прошлого, а нынешний уик-энд в обществе старого друга Бена и его супруги обещал все это в достатке. Я была знакома с Саутерами со своих восьми лет; как раз тогда моя мать вышла за Чарльза. И знала их так, как любой ребенок знает друзей своих родителей, – без особой близости и с известной долей безразличия.

Мне было четырнадцать.

Коктейльный час, священный ритуал в нашем доме, начался незамедлительно. Моя мать и Чарльз открыли его привычным бурбоном со льдом, продолжили второй порцией, а потом перешли к любимому аперитиву, который называли «пауэр-пэком», – сухому «Манхэттену». Саутеры последовали примеру моих родителей, не отставая в темпе употребления выпивки. Все четверо вышли, оживленно переговариваясь, из гостиной на веранду, а потом через лужайку к деревянной лестнице, что вела к пляжу. Там они наслаждались прибрежными радостями: соленый воздух, небо, сиявшее розовыми переливами заката, крики чаек, катера у причала и волны вдали.

Мой старший брат Питер вернулся домой после долгого рабочего дня: он был помощником на туристическом рыболовном катере в Веллфлите. Шестнадцатилетний, светловолосый, загорелый, с губами, потрескавшимися от соли и солнца. Они с Беном стали обсуждать полосатого лаврака – чем он питается (песчаными угрями), где хорошо клюет (за буйками, но все еще близко к берегу). Обоим было ясно, что этот тип спортивной рыбалки, с его низкопробной прикормкой и высококачественными удочками, – гиблое дело. Бен был заядлый рыбак. Он сам вязал блесны и каждый год ездил в Исландию и Россию ловить рыбу в самых чистых реках мира. За свою жизнь Бен уже поймал и выпустил более семисот лососей и ставил себе цель дойти до тысячи. И все же день на воде есть день на воде, даже если его пришлось провести с сосущими пиво туристами.

– Что на ужин, мам? – спросил Питер. Мой брат был бесконечно прожорлив и очень нетерпелив.

Этих слов было достаточно, чтобы все дружно вернулись в дом. Мы знали, что будет дальше.

Мать включила свет в кухне, вымыла руки и занялась делом: развернула обезглавленные птичьи тушки, выложила их на столешницу и промокнула чистым кухонным полотенцем. Мы все расположились на прочных стульях с высокими спинками, опираясь локтями на столешницу из зеленого мрамора, откуда можно было с удовольствием наблюдать Малабар в действии. На гигантском разделочном столе-острове прямо перед нами, точно дизайнерский букет, благоухали в вазе пряные травы – базилик, кинза, тимьян, душица, мята. Прямоугольный кусок сливочного масла, подтаяв, образовал глянцевый холмик. Крупная головка чеснока дожидалась материнского ножа. За нашими спинами протянулась гостиная, сплошь оформленная раздвижными стеклянными дверьми, за которыми открывался панорамный вид на Наузет-Харбор. За гаванью раскинулся широкий пляж: полоса песка цвета хаки, кое-где отмеченная пунктиром дюн, которые служили буфером между нашим берегом и Атлантическим океаном. Время от времени мать поднимала глаза от своей работы – измельчения, помешивания или натирания, – оглядывала нас всех и удовлетворенно улыбалась.