Дженнифер Бернс - Айн Рэнд. Эгоизм для победителей

Нигде эти настроения не были столь явно выражены, как в нью-йоркских кругах деятелей искусства и литературы. Одной из самых сильных групп партии был Конгресс американских писателей, призывавший «новую литературу» поддерживать современное общество и даже убедивший президента Рузвельта принять в нём почётное членство. «Сталинисты и их друзья под разными масками смогли проникнуть в издательства, редакции журналов и умы рецензентов консервативных газет», – писал в 1938 г. Филип Рав, основатель Partisan Review. Результатом, по его мнению, стала де-факто цензура [65] Цитата из Morgan, Reds, 171. . Не то чтобы Рав был противником марксизма; и в самом деле, он находился под влиянием троцкизма – соперничающей с коммунистами фракции. Речь шла не о достоинствах коммунизма, а о том, какая форма коммунизма лучше всех.

Рэнд бежала из Советской России, чтобы вновь оказаться в окружении коммунистов. Ни одно из обсуждений нового экономического порядка не воодушевляло её. Трудности Голливуда лишь укрепили её веру в индивидуализм, и она осталась верна системе конкурентного рынка, при которой дело её отца процветало, когда она была маленькой. Даже теперь, глубоко в депрессии, Рэнд презирала любое коллективистское решение касательно экономической агонии страны.

Особенно её возмущали радостные газетные отзывы о жизни в России. Письма от её родителей подтверждали, что положение с тех пор, как она уехала, лишь ухудшилось. Даже образованные и находчивые члены её семьи теперь с трудом сводили концы с концами. Её талантливые сёстры работали гидами и ходили на политические митинги, чтобы сохранить свои рабочие места. Будучи в непривычной для него роли домохозяина, отец Рэнд однажды рыскал по улицам города, чтобы найти обычную лампочку. Домашние обрадовались, когда Анне Розенбаум однажды удалось купить целый мешок яблок [66] Dina Garmong, “ We the Living and the Rosenbaum Family Letters” в Mayhew, Essays on Ayn Rand’s We the Living, 72. . У Рэнд была рукопись, обличавшая кошмары жизни при коммунизме, но богатые ньюйоркцы, никогда не бывавшие в России, лишь презрительно фыркали на её доказательства.

Её скептицизм подогревал спор с Элом Вудсом по поводу пьесы «Ночь 16 января», продолжавшийся почти весь 1935 г. В каком-то смысле он был неизбежен. Рэнд была ревнивым автором, не желавшим вносить какие-либо изменения в сюжет или диалоги, особенно те, что были важны для индивидуализма. Вудс был человеком, зарабатывающим деньги, пьеса интересовала его из-за необычного суда присяжных. Он едва ли хотел ругаться с Рэнд и вместо этого указывал ей на все хиты, которые увидели свет благодаря ему. Ко времени первого показа она почти что перестала контролировать процесс постановки. Позже им пришлось судиться из-за роялти [67] B. Branden, The Passion of Ayn Rand, 122–123. . Это было начало тенденции, характеризующей карьеру Рэнд. Её имя наконец подхватили огни Бродвея, но известность, когда она пришла, была для неё трудной, как и анонимность.

Только когда Рэнд достигла пика в своём противоборстве с Вудсом, она узнала, что её новому литературному агенту удалось продать «Мы, живые» издательству Macmillan. Как и прочие, редакционный совет Macmillan противился идеологическому посылу романа, но в итоге решил пойти на риск.

Рецензии на «Мы, живые», опубликованные после выхода книги в 1936 г., только укрепили подозрения Рэнд в том, что с Америкой происходило что-то ужасное. Газеты наполнились пропагандой о России, но именно её роман, основанный на жизненных реалиях, называли фальшивым. «История хорошо читается, но не очень вяжется. Она не является ценным документом, касающимся российского эксперимента», – писали в Cincinnati Times-Star. В The Nation сомневались, что «мелкие чиновники в Советской России ездят в оперу на заграничных лимузинах, в то время как рабочий человек не может позволить себе ни хлеба, ни мяса». Пытаясь взять более мягкую ноту, в одной газете из Торонто отметили, что 1920-е гг. были «переходным периодом в жизни нации». То, что свидетельства Рэнд не соответствовали «заявлениям компетентных обозревателей, таких как Анна Луис Стронг и Уолтер Дюранти, не обязательно должно означать, что книгу можно всецело списывать со счетов» [68] “Russian Triangle”, Cincinnati Times-Star, 5 июля 1936; Ben Belitt, “The Red and the White”, The Nation, 22 апреля 1936; “Days of the Red Terror”, Toronto Globe, 9 мая 1936 г. Обсуждение рецензий романа см.: Michael S. Berliner, “Reviews of We the Living ” в Mayhew, Essays on Ayn Rand’s We the Living. . Даже те критики, которые хвалили труды Рэнд, по-видимому, полагали, что её понимание о жизни в России было настолько же продиктовано её воображением, насколько и неправдоподобный любовный треугольник в основе сюжета.