Адриан Топоров - Мозаика. Из жизни писателей, художников, композиторов, артистов, ученых

Алексей Максимович Горький (1868 – 1936) в 1920 году в Аничковом дворце в Петрограде читал лекцию о Толстом. Резко обличал он ошибки Льва Николаевича. Но когда дошёл до рассказа о смерти великого писателя, не мог произнести слов: «Толстой умер», – только беззвучно шевелил губами и плакал. Удалился в артистическую. Стоя у окна, теребил папиросу и плакал. Публика несколько минут молчаливо ожидала его возвращения на кафедру.

А. И. Куприн (1870 – 1938) завёл у себя дома «деревянный альбом» – простой березовый некрашеный стол. На нём литераторы-гости записывали по несколько строк: экспромты, шутки, остроты.

Весь исписанный «деревянный альбом» Куприн взвалил на спину и отнёс одному любителю русской литературы. Это был драгоценный подарок имениннику.

«Деревянный альбом» А. И. Куприна ныне хранится в Пушкинском доме.

В творческой истории романа А. И. Куприна «Поединок» благодетельную роль сыграла жена автора Мария Карловна. Писатель всегда считался с её мнением о литературе.

Когда они поженились, «Поединок» был только начат. Писатель затягивал работу над ним. Тогда жена поставила ему ультиматум:

– Переезжай на другую квартиру. Я тебе не жена до тех пор, пока ты не окончишь «Поединка».

Покорный муж снял себе комнатушку на другой улице и стал усиленно писать продолжение романа. Закончив очередную главу, он стремглав нёсся на квартиру Марии Карловны. Она приоткрывала дверь, брала просунутую рукопись, прочитывала её и лишь после этого впускала Александра Ивановича.

А один раз он обманул-таки её: подсунул старый отрывок, который она уже читала. Обман был обнаружен. И с того дня Мария Карловна с особым вниманием вчитывалась в каждое слово, чтобы не опростоволоситься.

Эту историю супруги рассказали своим друзьям только тогда, когда «Поединок» был опубликован.

Александр Иванович Куприн был охоч до саркастических шуток. Иногда его издёвки носили характер политической мести царским чиновникам.

Ему давно и хорошо был известен один смотритель одесской тюрьмы – оголтелый черносотенец и погромщик. Состарившись, этот седой развратник приехал в декабре 1905 года в Петербург.

А. И. Куприн, жадно и подолгу наблюдавший человеческое отребье, встретился с ловеласом в кабачке. Выпили. Разболтались. Мужичок поведал писателю тайну, что намерен в столице жениться, но стыдится своей седины. Александр Иванович порекомендовал ему чудодейственное заграничное средство для окраски волос в чёрный цвет. И повёл обрадованного селадона в номер гостиницы. Здесь Куприн достал из под дивана жестяную банку с вонючей зелёной масляной краской. Сунул в неё малярную кисть и обмазал голову тюремщика. Тот, взглянув в зеркало, взревел:

– Зелёная!!

– Ничего – через час почернеет, – успокоил его «косметолог».

Опьяневший старик крепко заснул, а ночью завопил от боли: высохшая краска стягивала кожу на его голове. Побежал «жених» в парикмахерскую, но там отказались брить его. Краску едва смыли керосином и только потом побрили одесского гостя. Но тут выяснилась новая беда: вся голая голова тюремщика оказалась покрытой безобразными пятнами! Куприн злорадно смеялся:

– Ну, что ж! Поздравляю! Настоящий глобус – Австралия! Новая Гвинея! Италия!

Обезображенный «жених» дал тягу. Александр Иванович вслед ему крикнул:

– Сволочь! Полицейская гнида!

В поисках интересных человеческих типов и острых впечатлений Александр Иванович Куприн взял себе помощника и собутыльника – Маныча, мрачного, молчаливого верзилу. Он неотлучно сопровождал своего патрона.

В то время в «высших сферах» Петербурга свирепствовала эпидемия спиритизма. Александр Иванович, желая подурачить знакомых, страдавших этим суеверием, объявил себя гипнотизёром и медиумом. Он уверял простофиль, что легко может, по желанию публики, вызвать дух любого покойника.

Маныч был его ассистентом в «астрально-спиритическом сеансе», проведенном в квартире писателя А. И. Свирского.

Голоса вызванных духов передавал Маныч. Этих голосов было так много, что имитатор их в конце сеанса охрип и едва сипел. Но авантюра была выполнена столь артистично, что поэтесса Изабелла Гриневская и другие гости этого дома искренне поверили в происходившее.

Один надоедливый одесский репортёр спросил у Куприна: