Юрий Жуков - Летописцы Победы

Журналист Семен Борзунов в дни жарких боев на Днепре переправился на западный берег реки вместе с четырьмя разведчиками на рыбацкой лодке под сплошным огнем противника. Он увидел там мертвого связиста, зубами зажавшего перерванный осколком снаряда телефонный провод. Увидел наш танк, который как-то странно двигался по берегу: оказалось, что члены экипажа были убиты. Увидел, как в этот танк забрался гвардии старшина Тройнин и как за ожившим танком на врага двинулись пехотинцы. В тот же день он повстречал солдата Ивана Вдовиченко, который через несколько часов с гранатой бросился под вражеский танк. Обо всем этом и о многом другом он потом написал.

Известный в свое время детский писатель, а тогда фронтовой корреспондент Михаил Гершензон возглавил атаку бойцов одного из батальонов. В этой атаке был тяжело ранен; умер он на шестой день после ранения. Корреспондент армейской газеты Сергей Борзенко во время боев за Керчь взял на себя командование группой десантников и захватил важный вражеский рубеж…

«День на передовой, вечер в пути, ночь в землянке, где при тусклом свете коптилки писались стихи, очерки, заметки, статьи. А утром все это читалось в полках и на батареях» — так описывал фронтовую жизнь журналистов А. Сурков.

Пожалуй, ни в одну эпоху нашим литераторам, работавшим на фронте, не удавалось так глубоко осмыслить и запечатлеть исторические свершения народа, как это было сделано в период Отечественной войны. Духовное величие советского человека, его героизм, напряженный ратный труд были главными темами их творчества. С каждым годом войны эти темы обретали все более мощное звучание и потому и заняли прочное место в летописи Отечественной войны.

Думается, что дожившим до нынешних дней журналистам и писателям, прошедшим свой боевой путь вместе с солдатами от границы до Москвы и Сталинграда, а потом до Берлина и Эльбы, надо помнить, что значение великой битвы с фашизмом остается злободневным и в наши дни. Еще есть порох в наших пороховницах, и хочется надеяться, что в предстоящие годы выйдут в свет новые и новые книги, в которых будет продолжен рассказ о победоносной Отечественной войне 1941–1945 годов, о героизме нашего народа.

Эти книги нужны, очень нужны людям и нынешнего, и будущих поколений.

Работая над документами, связанными с битвой под Москвой, прочитал слова маршала Жукова, которые меня, участника тех событий, политрука из 7-й гвардейской стрелковой дивизии, сотрудника ее газеты «Ворошиловский залп», особенно взволновали. «25 ноября, — писал Г. К. Жуков, — 16-я армия отошла и от Солнечногорска. Здесь создалось катастрофическое положение. Военный совет фронта перебрасывал сюда все, что мог, с других участков фронта. Отдельные группы танков, группы солдат с противотанковыми ружьями, артиллерийские батареи и зенитные дивизионы, взятые у командующего ПВО генерала М. С. Громадина, были переброшены в этот район. Необходимо было во что бы то ни стало задержать противника на этом опасном участке до прибытия сюда 7-й гвардейской стрелковой дивизии из района Серпухова…»

Надо вспомнить, что те войска, которые, отступая от границы, вели бои в Белоруссии, понесли тяжелейшие потери. Под Могилевом, Витебском, Смоленском вступали в действие войска, выдвинутые из глубины страны. И вот теперь под Москвой в тяжкие ноябрьские дни надо было сдержать врага до тех пор, пока не подойдут новые резервы и изъятые с других участков фронта силы.

Мы, рядовые воины, в ходе ошеломляющих событий не успевали задаться вопросом, как и почему случилось такое, что за несколько месяцев враг достиг Москвы. Эти вопросы, а тем более ответы на них пришли позже, на последующих этапах войны и после нее.

Помню, в первые дни войны, буквально в самые первые, нам, недавним курсантам военного училища, даже не верилось, что это воистину война. Все хотелось спросить у кого-то: чего они лезут? Что им тут надо?.. Мы не хотим убивать, сами не хотим умирать, зачем все это?

Ощущение войны как непоправимой трагедии пришло ко мне в день, когда после очередной бомбежки увидел в высокой траве при дороге молодую мертвую беженку с узелком вещей и возле — ее малого ребенка, который молча теребил грудь матери. Ветер трепал ее разметанные волосы… Этого ребенка я отдал шоферам, едущим в тыл, взяли с неохотой, упирались: «Грудной ведь. Что мы с ним делать будем? Лучше куда-нибудь в медсанбат…» Но я, помню, упрямо и зло твердил: «Людям отдайте, людям… Ведь живое дитя! Люди возьмут».