Елена Хэрмэнс - Жили, любили… Истории любви наших предков

Шли годы безмятежного детства. Под неусыпным оком мамок и нянек Вера превратилась в красивую, образованную и богатую невесту. Отец мечтал найти ей жениха из купеческой среды, дабы соединить капиталы с какой-нибудь достойной русской фамилией.

Однажды в дверь их дома на Амурской улице позвонили. В проеме входной двери в солнечном облаке снежных пылинок возник стройный силуэт, затянутый в тонкую шинель с золотыми пуговицами. Горничная Луша громко сообщила, что подпоручик Комаровский принес записку от господина полковника для батюшки. Вера видела, как тонкие пальцы визитера нервно теребили лайковые перчатки. Девичье сердце забилось сильнее.

Еще один раз Тиша видела его в конце весны, через витрину модного кафетерия на Большой улице. Пить кофе было одним из любимых развлечений иркутских барышень. Вот он идет мимо, такой стройный и красивый в военном мундире. Девичьи мысли унеслись вслед за Комаровским. В реальность вернуло бряканье дверного колокольчика. Руки как-то сразу почувствовали привычную тесноту перчаток. Пуговки на запястье звонко стукнулись о край стола, в ответ китайская чашка выплеснула волну кофейного аромата… Надо перестать думать о нем.

Всю осень 1912 года в благородных собраниях Иркутска шли балы: в доме Генерал-губернатора, в клубе общества приказчиков, в Общественном и городском собраниях. Но особенным для Веры стал бал в зале городской Думы, куда папенька, как член Иркутской Думы, имел постоянный ангаже. Бал открывался полонезом, пришедшим на смену менуэту. Затем шел вальс. Муж сестры Мишель просил оставить танец для какого-то загадочного «К». Подпоручик Владимир Комаровский был представлен Вере ее родственником – штабс-капитаном Михаилом Киселевым. Всё решилось в секунды. Это была та самая сказочная любовь.

Семья Дьячковых не одобряла ухаживания молодого офицера, пусть и дворянина, но совершенно обедневшего. Пробить стену родительского осуждения Вера так и не смогла. Никакие доводы не убедили «папА» уступить Тишиной любви. Она много плакала, потом что-то решив, замкнулась и больше не говорила о своих чувствах даже с сестрами. Все письма, приходившие от Владимира, она прятала, а потом сжигала. В нашем семейном архиве не осталось ни одного. Только память и боль.

К несчастью всей семьи настало тяжелое время. Стабильно приносившие доход золотые прииски один за другим начали истощаться. По Сибири прокатилась волна рабочих забастовок, начались массовые бегства, разбой и грабежи. Слабое к тому времени сердце прапрадеда Аполлона не смогло справиться с трудностями. В 1913 году он слег и в одночасье отправился к своей жене, моей прапрабабушке Варваре, умершей 15 годами раньше от туберкулеза.

Шедшие друг за другом войны и революции разметали семью Дьячковых от Маньчжурии до Йоханнесбурга – и только тишайшая Вера не трогалась с места. Настало время ждать вестей и жить слухами. В конце 1919 года из Иркутска уехала сестра Юлия. Другая сестра Елизавета ожидала эмиграции в Крыму. Братья сражались на разных фронтах. Военная ситуация в Иркутске накалилась до предела, но Вера упорно не хотела покидать родительский дом на Амурской. Никакие доводы не убедили ее спасаться из революционного Иркутска. Все пережила наша Верочка. Голод, холод, одиночество, отчаяние. Упрямая надежда давала ей силы жить и ждать.

Что стало с Комаровским, никто не знает. Однажды в очереди какая-то Верина знакомая шёпотом сказала, что вместе с ее сыночком Владимир был в войсках Каппеля, участвуя в Сибирском ледяном походе. На дворе 1930 год, прошло 10 лет. А может это страшная ошибка? И совсем не ее Владимир замерз в тайге на берегу реки Кан? Ждала, ждала, ждала. Писала записки, уходя из дома. Слушала звуки за окном. Бессонными ночами видела, как черные «воронки» увозили соседей.

С началом войны в город стали приезжать эвакуированные со всей страны. И опять огонек надежды вспыхнул ярче. В усталой толпе, тянущейся мимо окон, она пыталась разглядеть родные серые глаза. Дом Дьячковых давно уплотнили, оставив хозяйке закуток в конце коридора. Но Вера Аполлоновна жила там же, не меняя адреса. В 1944 году в своем последнем письме умирающей сестре Юле Тиша написала, что покинуть Иркутск значило разлюбить Владимира.

В тупике темного и грязного коридора рабочего общежития стояла железная кровать, отделенная от всех ширмой. Никому не было дела, кто там вздыхает по ночам. Седая старуха иногда на общей кухне просила согреть ей чайник. Жалкое имущество осталось после ее смерти: шкатулка с медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945», квитанции, чеки, сушеные цветы и одна тонкая мужская перчатка. Драгоценностей не было. «Ну вот! Опять наврали!» – прокатилось по общаге. Ходили слухи, что отец этой убогой был богатым купцом… В 1950 году, отбыв свой срок на земле, Вера Аполлоновна Дьячкова отправилась навстречу Владимиру Комаровскому, не оставив после себя ни одного письма или фотографии. Память о Вере хранила моя прабабушка Юленька и мой дед Анатолий Киселев – ее сын, а теперь берегу я. Временами я смотрю на сохранившийся серебряный футляр для дамских визиток – Тишин подарок сестренке. Вот так же касались его руки моих замечательных прабабушек. Одна радовалась, когда дарила, другая была счастлива, получая его.