Сергей Салтыков - Три родины

СССР, Донбасс. Лето 1977 года

Идет третья неделя, как я стал добровольным затворником. Почти не выхожу из дома, с утра до позднего вечера не покидаю светлую и уютную веранду. Стол, кушетка, полы и подоконники завалены учебниками, пособиями и справочниками. Я готовлюсь к вступительным экзаменам в институт. Мое последнее решение по профориентации было спокойным, выверенным и безэмоциональным. Не потому, что я наконец-то повзрослел и поумнел. Я расценивал его, как очередное логичное и закономерное последствие удара, нанесенного мне судьбой два года назад. Оно уже не было лобовой наступательной атакой на важный рубеж будущего, а скорее – тактическим, вынужденным маневром. Все это время я шел к нему методом исключения других вариантов, заново переживая главную неудачу прожитой жизни.

Следуя за своей мечтой, после окончания восьмилетки, я уехал в Херсон поступать в мореходное училище. Как отличнику, мне достаточно было пройти пусть и серьезное, на уровне приличных экзаменов, собеседование и строгую медкомиссию. Я был спокоен и полностью уверен в положительном результате. Можно представить мое состояние, когда при прохождении окулиста, у меня была выявлена скрытая аномалия цветоощущения. О ней я не подозревал ни сном, ни духом. За 15 лет жизни не было ни одного случая, который заставил бы усомниться кого-либо в полноценности моего зрения. Незадолго до этого была успешно пройдена медкомиссия при постановке на допризывной воинский учет. Неожиданное открытие поразило, как гром с ясного неба. Оно безжалостно разбивало мою мечту. Утешая, врачи объясняли, что это – не болезнь, а довольно распространенный вариант цветовосприятия. С ним можно жить обычной жизнью. Нельзя заниматься лишь некоторыми видами профессиональной деятельности. О том, что я приехал не просто учиться и получать профессию, а реализовывать мечту о новой прекрасной жизни, они слушать не хотели. Я был в шоке! Долго не мог понять, что мне делать дальше. Возвращаться домой не хотелось. Пошарив в карманах, с удивлением обнаружил, что мои деньги каким-то непонятным образом незаметно уменьшились в предполагаемой сумме. Я был не в состоянии разбираться, потратил ли я их сам, потерял или у меня их просто украли в кубрике общежития. Несколько ночей подряд, прикалываясь, старшекурсники мореходки поднимали нас, абитуриентов, по ложной тревоге и выводили во двор на потешное построение. Оставшихся денег впритык хватало только на обратный проезд. Попытать счастья в «рыб-тюльке», другой мореходке, готовившей моряков для рыбного флота, и где требования к здоровью абитуриентов были несколько лояльнее, уже не было возможности и желания. Целый день и полночи, трясясь в автобусе маршрута «Херсон-Донецк», голодный и расстроенный, я пытался осмыслить происшедшее и выработать какой-то план на будущее.

Увидев мое кислое лицо, отец иронично пошутил, что кругосветное путешествие закончилось не начавшись, и мою лодку снова прибило к родному берегу. Выслушав причину быстрого и бесславного возвращения, расстроился не меньше моего. Обладая отменной, намного более 100%, остротой зрения, он понятия не имел о каком-то там цветоощущении. После импровизированной собственной проверки на окружающих предметах, пришел к выводу, что я нормально вижу и по остроте, и по цветам, что меня врачи просто «срезали» по своим, корыстным мотивам.

Вернувшись, я попал не только домой, но и в исходную точку собственной биографии. Передо мной снова стал неразрешимый вопрос: «Что делать дальше?». Все уважающие себя путевые уличные пацаны, считали продолжение учебы в 9 и 10 классах глупой тратой времени. ПТУ или техникум, армия и женитьба – традиционная перспектива для большинства не предполагала альтернативы. Даже непланируемая и нежелательная тюрьма для них казалась более естественным и приемлемым ходом событий, чем два лишних класса в школе. Тем более – еще пять лет в ВУЗе. Меня же, такая схема категорически не устраивала. Особенно, тюрьма. Старшая сестра, закончив десятый класс в СШ№29 на Трубном поселке, уехала учиться в кооперативном техникуме в город Арзамас Горьковской области, на родину родителей. Из ее коротких рассказов о десятилетке, о молодежи Трубного поселка, у меня сложились не самые приятные впечатления об этом районе. За неимением лучшего решения, я смирился с мыслью о СШ№95 на Пролетарке. После Херсона у меня не было ни малейшего представления о будущей любимой профессии и абсолютно никаких мыслей и планов на обозримую перспективу. Я, действительно, соглашался с друзьями, что просто подожду два года, авось что-то изменится само собой, и жизнь сама расставит все по местам.