Александр Жимоедов - Спецпереселенцы Тюменской области. От гонений царской России до становления красного террора. 1709 – 1991 (от Петра I до Горбачёва)

В 1929 году на базе ликвидированного ТОЗа организовали колхоз – коллективное хозяйство. Но первый блин оказался комом: в колхоз вступила одна беднота, не умевшая организовать сельскохозяйственного производства, урожай был ниже, чем у единоличников, скот давал меньше продукции. К зиме колхоз распался.

В конце 1929 – начале 1930 годов в деревне началась настоящая революция. В начале «добровольно» с «притужальником» в виде денежных и натуральных налогов. Собрания продолжались до утра, а на следующий день вновь объявляли о собрании по вопросу об организации колхоза. И так до одурения, пока человек не согласится вступить в колхоз. А кто не хотел вступать, того объявляли подкулачником и, как результат, вскоре раскулачивали: списывали всё имущество, небольшая часть которого шла с молотка, а большую часть присваивал себе комитет бедноты и руководители-организаторы колхозов.

Кулаков в селе было не много. В конце 1929 года их раскулачили и сослали в отдалённые места. В начале 1930 года началась охота за кулаками. В это время многие люди бросали свои дома, заколачивали и уходили, живность продавали, уезжали на производства или новостройки. Так уехала треть села, более 20 хозяйств попали в разряд кулаков-подкулачников. Хозяев раскулачили: всё их имущество, движимое и недвижимое, описали, продали или присвоили, их самих с семьями выслали в отдалённые места, без средств к существованию. Так было разрушено село Антрак.

Из оставшихся селян организовали колхоз.

Дядю Тараса раскулачили и выслали на север под Салехард ещё в 1929 году, дядя с тёткой умерли в 1930 году. Их детей Лизу и Анну забрали в детдом, Наташу привезли в Ханты-Мансийск, она работала санитаркой в районной больнице.

Семью дяди Агапа и нашу семью в марте 1930 года ночью описали. Разрешили оставить только то, что успели надеть на себя. Утром посадили на голые сани и повезли на север, но на улице лошадь перепрягли в розвала с коробом, набросали в короб сена, полог. Отец догнал нас в городе Ялуторовске, здесь нас ещё раз проверили: искали золото, драгоценности. Даже коромысло пытались отобрать. На дорогу дали мешок муки.

В пути мы питались как нищие. Пока ехали от Ялуторовска до Тобольска, умерло много детей и стариков. Ехали более двух недель, одежда была лёгкая, март выдался морозным. Мама Трофима спасла только тем, что в дороге согревала своим телом, иначе он бы простыл и едва ли выжил.

В конце марта приехали в деревню Стерхова гора Уватского района. Здесь нас поселили в бесхозные дома. Видимо, жители были выселены в другие места. Негде и не у кого было купить продукты. Родителям да и нам с Ефросиньей – нужно было искать работу, чтобы прокормиться и не умереть с голоду.

Отец был мастер на все руки. Он взялся ремонтировать водяную мельницу за плату мукой. Мама и Ефросинья работали в колхозе, я шил обувь. Так мы дожили до первых пароходов.

Дядя Агап с сыновьями тоже не сидели сложа руки, зарабатывали себе хлеб.

В середине июня 1930 года обе семьи Струихиных привезли пароходом в село Елизарово Самаровского района. Здесь нас высадили на берег и поселили в кулацкие дома.

В конце июня к дяде Агапу приехал старший сын Евдоким, привёз и нам гостинцы от тётки Федосьи – сухарей мешок да две подушки, а у нас не было ни подушек, ни одеял. Только та одежда, в которой нас увезли. Что было на нас, тем и одевались, и прикрывались, и подстилали, как солдатскую шинель. Эта одежда заменяла нам всё.

Евдоким уехал с обратным рейсом парохода.

Те, кто в обеих семьях – дяди Агапа и отца – мог выполнять тяжелую работу, поехали строить на какую-то речку барак для лесорубов, за полмесяца его построили и вернулись в Елизарово. Оттуда нас, способных строить жильё, привезли на устье реки Вочага. Высадили, сказали: «Вот ваше место жительства до осени. До снега построите любое жилье – будете живы. Не построите – можете замёрзнуть, подохнуть. Дело ваше».

Рубили лес на месте, где строили жильё, стройматериалы таскали на себе. К осени на три семьи построили барак с одной дверью, одним окном, русская печь посредине. Кто не размещался на полу, тому сделали полати. Так встретили зиму в тесном, но сравнительно тёплом жилище.

За первое лето до зимы жили-питались мало, но никто не умирал. Зима 1930 – 1931 годов выдалась суровая и голодная. Всё трудоспособное население угнали на лесозаготовки на реку Охлым, в посёлке остались только старики, дети и женщины, имеющие грудных детей. Давали на питание взрослым по 6 килограммов муки, детям и старикам – по 3 килограмма. Других продуктов не было.