Петр Стефаневский - Триста неизвестных. Издание второе, дополненное

Но и оно просуществовало недолго. Как ни безотказен был ТБ-1, он тоже сходил со сцены. Советское тяжелое самолетостроение, получившее в результате индустриализации страны хорошую материально-техническую базу, за короткий срок освоило серийное производство четырехмоторного бомбардировщика ТБ-3.

Владимир Сергеевич вновь сел за расчеты. Глубоко убежденный в правильности избранного им пути, он верил, что новая авиационная техника позволит еще больше увеличить радиус полета истребителей. Творческие поиски позволили конструктору объединить вместе четыре самолета. На бомбардировщик ТБ-3 установили три истребителя И-5: по одному на плоскостях и один на фюзеляже. Громадина получилась невиданная, но летала она здорово.

Правда, Вахмистров не решился поднимать в воздух сразу всю «этажерку». В первом полете бомбардировщик нес двух истребителей, во втором одного. Потом подняли всю четверку. В самолетах, расположенных на плоскостях ТБ-3, находились летчики-испытатели В. К. Коккинаки и И. Ф. Гродзь. Истребителем, закрепленным на фюзеляже, управлял летчик-испытатель Томас Павлович Сузи.

Результаты превзошли наши ожидания. Порой мне казалось, что пилотирую не «Звено-2А» (так назывался вариант счетверенных самолетов), а ТБ-3 в его первозданном виде. Бомбардировщик был послушен и мягок в управлении при выполнении всех элементов полета. Никаких неудобств не испытывали в воздухе и истребители. Они весьма свободно отрывались от своего носителя.

Это в воздухе. А вот на земле хлопот оказалось более чем достаточно. Особенно с И-5, что размещался на фюзеляже. Очень тяжело и неудобно было поднимать его на бомбардировщик. На разработку и конструирование специальной механизации времени не хватало: Отсутствовали и технические возможности, истребитель затаскивали на спину бомбардировщика почти вручную, под дружное «раз-два — взяли…».

Вот почему при дальнейших испытаниях самолет Томаса в воздухе не стартовал. Он сидел, как цыпленок на клушке, обрел на ТБ-3 постоянную «надаэродромную» стоянку.

С каждым новым полетом задачи испытаний усложнялись. Настала пора снять со «Звена-2А» летные характеристики, установить, может ли бомбардировщик-носитель в комбинации с тремя истребителями развивать большую максимальную скорость.

Погода стояла неважная. Высота нижней кромки облаков не превышала тысячи метров. Имея необходимый опыт, я принял решение пилотировать «Звено-2А» по приборам, пробить облачность и на высотах две, три, четыре тысячи метров последовательно выполнить горизонтальные площадки для замера максимальных скоростей.

Полет «звена» в сложных метеорологических условиях выполнялся впервые. Иногда побалтывало, но вот облака остались внизу. Видимость на высоте оказалась «миллион на миллион». По моему сигналу все семь моторов заработали на полную мощность. Стрелка указателя скорости поползла вверх.

Вдруг раздался взрыв! Сердце замерло, по спине побежали мурашки. В воздухе ничто так не страшит летчика, как внезапный, незнакомый звук, а тем более взрыв. Мелькнула мысль — не мотор ли взорвался? Если не на моем самолете, то на каком-либо из истребителей. Глянул вправо, влево — все шесть пропеллеров крутятся. А седьмой? Седьмой наверху, его не видно. Может, горит уже?

Подошел Владимир Сергеевич, показал на левую плоскость. Только теперь я заметил у самого фюзеляжа рваную дыру. О максимальных скоростях, снятии характеристик не могло быть и речи. Конструктор в сердцах махнул рукой.

Я сбавляю обороты моторов, прикидываю, сколько времени потребуется на пробивание облаков. Бортмеханик сует мне записку: «Продолжай испытания. Вахмистров». С чего бы это? А дыра в крыле? Смотрю и глазам не верю: дыры уже нет, на блестящем дюрале темнеет какая-то заплата. Как скоро он умудрился ее залатать! И чем?

Но раздумывать некогда. Опять даю всем моторам полный газ. Не проходит и минуты, как получаю сильный тумак в спину. Оглядываюсь и вижу красное, перекошенное от нечеловеческой натуги лицо Владимира Сергеевича, налитые кровью глаза. Он кивает на рычаги подачи газа. Моментально уменьшаю обороты двигателей и снова оглядываюсь. Вахмистров показывает рукой — иди на посадку.

На земле все стало ясно. В момент резкого увеличения скорости у истребителя, закрепленного на фюзеляже, сорвался кок — обтекатель втулки воздушного винта. Пролетев возле моей головы, он с огромной силой ударил в носок крыла и пробил обшивку. Вахмистров сразу понял, в чем дело. Не желая прерывать испытания, он своим телом закрыл пробоину. Но как только двигателям снова был дан полный газ, сильная воздушная струя вдавила стоявшего на четвереньках Владимира Сергеевича в середину крыла. Почувствовав нестерпимую боль в боках он не нашел никакого другого средства общения со мной, кроме собственного увесистого кулака.