Гейнц Гудериан - Воспоминания немецкого генерала. Танковые войска Германии во Второй мировой войне. 1939–1945

Во время летних учений без войск в 1929 году одно из упражнений я провел на тему применения такой воображаемой бронетанковой дивизии. Упражнение было выполнено успешно, я убедился, что стою на верном пути. Однако инспектор транспортных войск – в ту пору это был генерал Отто фон Штюльпнагель – запретил мне теоретизировать на тему бронетанковых соединений крупнее полка. По его мнению, танковые дивизии – это утопия.

Осенью 1929 года начальник штаба инспекции моторизованных войск, мой старый друг по Мюнхену полковник Лутц спросил, не хочу ли я стать командиром моторизованного батальона. Я согласился и 1 февраля 1931 года получил под командование 3-й Прусский моторизованный батальон в Берлин-Ланквитце. Этот батальон состоял из четырех рот: 1-я и 4-я находились там же, где и штаб батальона – в Берлин-Ланквитце, 2-я – в учебном округе Дёбериц – Эльсгрунд, а 3-я – на Нейссе (Ниса). 4-я рота была сформирована на базе эскадрона 3-го конно-транспортного батальона. Как только я заступил на должность, полковник Лутц помог мне с переоснащением: 1-я рота получила разведывательные бронеавтомобили, а 4-я – мотоциклы, так что вместе они составили ядро разведывательного батальона бронетехники. 2-я рота получила муляжи танков, а 3-я, на Нейссе, была реорганизована в противотанковую, причем в роли вооружения на этот раз снова выступали муляжи – деревянные орудия. 1-я рота обладала настоящими старыми бронемашинами, дозволенными нам по условиям Версальского договора, но во избежание износа на учениях мы использовали муляжи. Только мотоциклетная рота пользовалась реальной техникой и была вооружена пулеметами.

Вот с таким импровизированным подразделением я и занялся полевыми упражнениями. Я был рад действовать самостоятельно, пусть даже и командуя столь малым соединением. И солдаты и офицеры с энтузиазмом отнеслись к своим новым задачам – несомненно, это внесло приятное разнообразие в их жизнь после ежедневной монотонной службы по снабжению стотысячной армии. А вот мое руководство таким энтузиазмом не пылало. Инспектор транспортных войск настолько не верил в возможности нового соединения, что запретил нам проводить совместные учения с другими размещенными поблизости батальонами. На маневрах 3-й дивизии, в которую мы входили, нам не разрешалось действовать подразделениями более взвода. Единственным исключением был командир 3-й дивизии генерал Йоахим фон Штюльпнагель, который несколько лет назад звонил мне по поводу перевода меня в Мюнхен. Этого выдающегося офицера интересовали наши занятия, и он был к нам расположен. Он нам во многом помог. По окончании учений он настаивал на том, чтобы критика наших действий была конструктивной. К сожалению, весной 1931-го генерал Йоахим фон Штюльпнагель по собственной воле ушел в отставку из-за разногласий с военным министерством.

Той же весной нас покинул и наш инспектор, генерал Отто фон Штюльпнагель. На прощание он сказал мне:

– Вы слишком спешите. Поверьте, нам с вами немецких танков в действии не увидеть.

Он был умный человек, но слишком уж скептически настроенный. Он мог разглядеть проблему, но оказался не способен найти отправную точку, чтобы ее решить.

Его сменил бывший начальник его штаба генерал Лутц. Это тоже был умный человек с хорошим знанием тактики и блестящими организаторскими способностями. Он признал преимущества тех тактических новшеств, которые я отстаивал, и всецело встал на мою сторону. Он назначил меня начальником своего штаба, и осенью 1931-го я вступил в новую должность. За этим последовали годы тяжкой работы, иногда в стрессовых условиях, но годы эти оказались чрезвычайно плодотворными. Именно в эти годы появились наши бронетанковые войска.

Мы были абсолютно убеждены, что развивать бронетанковые войска следует в направлении создания из них решающего оружия. Соответственно, они должны составлять бронетанковые дивизии, а впоследствии и бронетанковые корпуса. Теперь проблема заключалась в том, чтобы убедить в верности нашего пути представителей других родов войск и главнокомандующего армией. Это было трудно, поскольку никто не верил, что моторизованные войска – которые выполняли служебные функции, и не более того! – способны играть серьезную роль в тактическом и даже оперативном отношении. Более старые рода войск, особенно пехота и кавалерия, оценивались как самые важные составляющие армии. Пехота все еще считалась «царицей полей». Нашей стотысячной армии не позволено было иметь танков, поэтому никто этого вида оружия, о котором было столько разговоров, не видел. А когда мы появились на маневрах со своими муляжами, они произвели на опытных бойцов столь убогое впечатление, что нас просто жалели и не принимали всерьез. В результате наши танки готовы были принять лишь как элемент поддержки пехоты, а не как новый полноценный род войск.