Владимир Сенчихин - Беседы с усопшими, или Гримасы славы

– Иди, детка, – взмахом руки отпускает внучку Пенфи, украдкой изучая, какое впечатление та произвела на меня.

Я поражен, однако настолько выучился управлять своими чувствами, что даже прозорливый Переговорщик иногда злится, не в силах их разгадать.

– Такая дева, когда передашь ей бразды правления, либо приведет племя к процветанию, либо погубит его, – констатирую я.

Воительница согласно кивает, ее лицо, осветившееся радостью при появлении внучки, мрачнеет. Пенфи долго размышляет, устремив невидящий взгляд на мертвую курицу.

– Я мечтала родить сына и передать ему тяготы управления родом. Но у меня три дочери. Грех жаловаться, с луком и топором управляются играючи. Ты не хуже меня знаешь, что любая война – удел мужчин, а не женщин. А для моих соплеменниц единственная утеха – убивать мужчин, демонстрируя свое превосходство. Если разобраться, это месть. Они сводят счеты с другими племенами, ибо сами не способны рожать мальчиков. Мы обречены, у нас мало шансов сохраниться.

Я молчу. Пенфи не нуждается ни в сочувствии, ни в советах. Размышляю, какой коварный недуг внедрился в её племя. Понятно, что произошел генетический сбой, но по какой причине? Ответа нет. Интересно, как отреагирует на эту загадочную болезнь Переговорщик? Скорее всего, возбудится до крайности и попытается докопаться до истины. Разумеется, я не собираюсь посвящать его в тайну амазонок, и без него среди тех, кто сегодня рьяно копается в человеческом геноме, найдутся безумцы или психопаты, одержимые идеей мужского или женского превосходства. Вообще-то, мне все равно, кто возьмет верх. В любом случае последствия окажутся трагическими.

***

– А ведь это толковая идея.

Вздрогнув, я в недоумении разглядываю Пенфесилею, не понимая, откуда она взялась. Смущают злорадная усмешка и злодейски игривые глаза. Дернул меня чёрт припомнить Переговорщика, любая мысль, даже не высказанная вслух, становится предметом нашего обсуждения.

– Что ты имеешь в виду?

– Оставить на Земле либо мужчин, либо женщин. Надо будет только придумать, как устроить контролируемое размножение однополого общества. В принципе, задача решаемая. Партеногенез в природе – обычное дело.

Города, как и люди, имеют свою историю, но в отличие от любого человека, обреченного на смерть с колыбели, их участь бывает разной. Одни, преодолев смуту веков, здравствуют и поныне, а от других даже развалин не осталось. Город Пелла археологам удалось раскопать.

Брожу меж одиноких мраморных колонн, тоскующих по исчезнувшим дворцам. Любуюсь мастерски выполненной мозаикой. Сотни тысяч людей исшаркали украшенные ею полы, а она выглядит так, будто древние мастера буквально на днях завершили свою работу. Под ногами – голый Дионис, восседающий верхом на пятнистой пантере. Сидит почему-то боком, по—женски. Двое обнаженных молодцев, вооруженных топориком и кинжалом, вот—вот лишат жизни рогатую лань. Их собратья, похожие на них статью и небрежением к одежде, намереваются заколоть льва, весьма потешного – с широченной бородой и рано облысевшего. Тогдашние художники, подверженные мифам, не пытались изобразить реальную охоту. А жаль.

Потомки древних греков на месте раскопок соорудили музей, визуально не имеющий никакого отношения к античности. Убогая бетонная коробка со стеклопакетами. Двухэтажный музей внутри выглядит стильно и стерильно. Экспонаты размещены чинно – в ящиках, под стеклом и с подсветкой. Если исходить из находок, жители Пеллы, пусть далеко не все, не бедствовали. Один венок из золотых дубовых листьев чего стоит. Но больше всего меня поразил череп грека, скончавшегося более двух тысяч лет назад. Нынешние стоматологи в изумлении всплеснут руками, увидев три десятка отменных зубов, не ведающих кариеса.

О былой столице Македонского царства тогдашние мыслители, философы и писатели воспоминаний не оставили. Это выглядит странно, но не для меня. Их сочинения попросту обратились в прах, а предание гласности недоступных людям рукописей противоречит моим правилам. Древнегреческий историк Тит Ливийв книге «История Рима от основания города» пишет: «Не зря здесь обосновались цари Македонии. Стоит Пелла на холме, глядящем на зимний закат ( юго-запад ); вокруг нее болота, непроходимые ни летом, ни зимою, – их питают разливы рек. Крепость возвышается, как остров среди болот, в том месте, где они подходят к городу всего ближе; стоит она на громадной насыпи, способной выдерживать тяжесть стен и не страдать от влаги болот, её облегающих. Издали кажется, что крепость соединена со стеною города, хотя на самом деле их разделяет ров с водой, а соединяет мост, так, чтобы врагу было не подступиться, а любой пленник, заточённый царём, не мог бы бежать иначе как через мост, который легче всего охранять».