Владимир Сенчихин - Беседы с усопшими, или Гримасы славы

Она с недоверием взирает на меня, подозревая то ли в охальной лжи, то ли в скудоумном розыгрыше. Решившись, срывает с себя накидку, а затем и тунику. Я пристыженно молчу. Опомнившись, с усмешкой изрекаю:

– Царица может позволить себе некоторые вольности.

Пенфи иронически улыбается. Повелительным жестом зовет охранницу. Не смущаясь, та демонстрирует обе груди.

– А как насчет утверждения историка Диодора Сицилийского, будто ты явилась к Александру Македонскому «в красоте и силе замечательной», в сопровождении трехсот вооруженных соплеменниц, и якобы заявила: «Я прибыла, чтобы иметь от тебя ребенка. Из всех мужчин ты совершил наиболее великие подвиги, нет выше меня женщины по силе и храбрости. От двух столь выдающихся людей родится ребенок, который превзойдет всех смертных». Ты якобы провела с ним тринадцать дней и удалилась с обильными подарками.

Собеседница брезгливо интересуется, кто такой Македонский.

Объясняю.

– Да будь он хоть Зевсом, чего ради я бы отправилась к нему на поклон? – негодует Пенфи.

Вспоминаю сочинение Арриана Флавия«Поход Александра». Древнегреческий историк и географ подвергает сомнению встречу Александра с амазонками, вооруженными секирами и легкими щитами, хотя и верит в их существование, поскольку о них упоминает Геродот. По мнению Флавия, если Александр и встречался с женщинами—наездницами, это были «варварки, умевшие ездить верхом».

Плутарх также считает визит амазонки к Александру выдумкой. Он пишет, что «Александр в подробном письме к Антипатру говорит, что царь скифов дал ему в жены свою дочь, а об амазонке даже не упоминает. Рассказывают, когда много времени спустя Онесикрит ( древнегреческий историк и писатель, ученик Диогена ) читал Лисимаху, тогда уже царю, четвертую книгу своего сочинения, в которой написано об амазонке, Лисимах с легкой усмешкой спросил историка: «А где же я был тогда?».

– Извини, существует мнение, что родившихся мальчиков вы умерщвляете.

У собеседницы глаза темнеют, наполняясь гневом.

– Ты хотя бы раз был отцом?

Молчу.

Она успокаивается и тихо поясняет:

– Счастье любой женщины – стать матерью, родить, но вот мальчик это будет или девочка, зависит от предначертания свыше. Так устроен мир. Как по мне, мужчин и женщин должно быть поровну, но в одних племенах – избыток женщин, в других – мужчин, и с этим ничего не поделаешь. Даже враждебно настроенным друг против друга племенам волей—неволей приходится общаться, чтобы найти женихов и невест. И это – самый лучший способ против войны, ведь во время нее погибают по большей части именно мужчины. Мы бы охотно превратились в обычное племя, женщины рожали бы детей, а мужчины охраняли свои семьи и обеспечивали их едой. Но от нас шарахаются, мы будто проклятые: наши женщины рожают только девочек. Любая соплеменница старше двенадцати лет при желании может покинуть нас. Мы этому не препятствуем.

– Получается, историк Страбон нафантазировал, написав, будто твои девушки весной поднимаются на гору, соседствующую с некими гаргарами, обольщают их в темноте, после чего родившихся девочек оставляют себе, а мальчиков возвращают отцам.

– Твой Страбон сравнил нас с похотливыми кошками, надеюсь, за эту гнусную выдумку он сполна поплатился.

Мне нечем ее утешить, есть предположение, что древнегреческий историк и географ дожил до глубокой старости, но встречаться с ним, чтобы уточнить эту деталь его биографии, мне не хочется.

– Не знаю, насколько это тебя порадует. Есть народ, у которого принадлежность к племени определяется по матери, а не по отцу.

– Не говори этого моим сестрам по племени, они тебя не поймут. Для нас не имеет значения, кто мы, в том смысле, от кого родились. Десять лет назад мои всадницы пленили чёрного воина из племени либу. Я бы ему голову отсекла, но пророчица воспротивилась, предрекла, что наш род пополнится мальчиками. Жалко, что она вскоре после этого вознеслась к небу, я бы её не пощадила. Этот либу понравился моей старшей дочери: складный и дюжий, а то, что черный, как мальта ( смесь воска и смолы ), так это в постели не помеха. Когда родилась девочка, зачинатель сбежал. На что рассчитывал? Мои следопытки за два дня управились. Сказали, что повел себя достойно. Они только отрезали ему язык и отпустили.

Пенфи резко приказывает одной из охранниц:

– Приведи Найру.

Десятилетняя девочка не по годам высока и стройна, смугла и черноволоса, разительно отличается от своих соплеменниц – невысоких, белолицых, с русыми или золотистыми волосами. Ее лицо поразительно красиво: угольные большущие глаза, округлый волевой подбородок, искусно вылепленный нос с легкой горбинкой, густые стреловидные брови и припухшие губы, будто налитые сочным гранатовым соком. Она явно кичится своей пригожестью, взирает на бабушку с притворной кротостью. На меня девочка не обращает внимания, будто ей неинтересно, кто я такой. Воительница строго взирает на внучку, но чувствуется, что это напускная суровость, больше рассчитанная на окружающих. Пенфи есть чем гордиться: лишившийся языка либу оставил после себя редкостный смарагд.