Владимир Сенчихин - Беседы с усопшими, или Гримасы славы

– Зачем ты здесь?

Александр, повернув голову набок, пытливо вглядывается в меня. Этот вопрос мне наскучил, его так часто задают, что непременно обрадуюсь, когда кто-нибудь, например, поинтересуется, играю ли я в шахматы. Но почему-то такой вопрос мне не задают. Могли бы поинтересоваться, предсказываю ли я судьбу. В отличие от гадалки, мне доподлинно известна дата смерти той или иной личности.

– Хочу узнать, каково быть захватчиком, погубившим на пути к славе собственное воинство.

Царь досадливо морщится. Слово «завоеватель» ему наверняка ближе к сердцу. Поход Александра в Индию, из которого, если верить Плутарху, из ста двадцати тысяч пехотинцев и пятнадцати тысяч всадников возвратились менее четверти, выглядит авантюрой. Следует учитывать, что тогда гражданами Древнего Рима считались только те жители, которые имели право на земельную собственность, участие в политической жизни ( избрание должностных лиц и принятие законов ) и защите родных рубежей. С этой точки зрения, потери Рима были катастрофическими.

Тот же Арриан, питающий к царю небывалое почтение, пишет, что у индусов золота не было вовсе, и жизнь они вели вовсе не роскошную. Уговаривая войско продолжить наступление вглубь Индии, Александр упрекнул: «Что совершили бы мы великого и прекрасного, если бы сидели в Македонии и считали, что с нас хватит и спокойной жизни: охранять свою землю и отгонять от нее соседей». На что сын одного из командиров вполне резонно возразил: «Царь, если что хорошо, так это смирение в счастье. Тебе, такому вождю, ведущему такое войско, нечего бояться врагов, но божество может послать нечто неожиданное, и человеку тут остеречься невозможно».

Александр, застонав от боли, изрекает:

– Я оставляю после себя громадную и богатейшую империю.

Другого ответа я и не ожидал. Историк и нравоучитель Валерий Максимчерез триста шестьдесят лет после смерти Александра заметил, что тот «в завоеваниях владений искал себе славу, которая вмещала бы в себя всех богов».

Размышляю, огорчить ли царя сообщением, что основанное им царство диадохи разорвут на куски, или оставить в милосердном неведении, ведь после такого известия запросто могу ускорить его неминуемую кончину и тем самым нарушить добровольно взятое на себя обязательство не вмешиваться в историю человечества. Тяжко бороться с искусом осведомленности, так и тянет порой огорчить самодержцев, князей, королей, президентов или султанов неприятным известием – поведать о том, что все их потуги на величие рассыплются в прах, как только они протянут ноги.

Вздрагиваю от внезапного смеха. Александр, хихикая, тычет пальцем в стену позади меня.

– Я разгадал тебя, чужеземец. Ты – не человек!

Оглядываюсь. Стена из светло-желтого кирпича украшена бирюзовой изразцовой плиткой с изображением сирруша – диковинного зверя из разряда драконов, с узким чешуйчатым туловищем, змеиной головой (из затылка торчит рог, а из пасти вырывается раздвоенный язык), с тонким задранным хвостом и необычными лапами: передние как у пантеры, а задние – орлиные. Бывший хозяин дворца Навуходоносор питал к этому фантастическому животному слабость. Сам ли его придумал или расстарался наделенный могучей фантазией придворный живописец, но получилось впечатляюще. У всех, кто впервые попадал во дворец, сирруш неизменно вызывал оторопь и страх, на что и рассчитывал Навуходоносор. Гости приходили к выводу, что с хозяином царства лучше не связываться, может, и в самом деле обзавелся хищником, который проворен, как пантера, и ядовит похлеще змеи. Но чему так радуется Александр? Дворец напичкан изображениями сирруша.

В недоумении оборачиваюсь к царю. Он торжествующе поясняет:

– У тебя нет тени.

Александр поднимает руку, на стене появляется ее размытая тень от горящей лампады. Я одобрительно киваю, приятно удивленный тем, что царь, даже будучи на пороге смерти, не потерял здравости рассудка и наблюдательности.

– Ты уже решил, кому оставишь царство? – деловито интересуюсь я, памятуя о том, что Арриан написал, будто царь на этот вопрос ответил: «Наилучшему» и якобы добавил: «Вижу, что будет великое состязание над моей могилой».

– Я получил Македонию от своего отца, Роксана на сносях, если родит сына, он и унаследует империю.

Резонно, хотя Александр зря не вспоминает о второй законной жене, я бы на его месте заранее предупредил обеих потенциальных вдов, кто из них главная, поскольку обе – чужестранки и обладают равными правами. Александр, как и его покойный батюшка, к женщинам относится потребительски. История с его женами банальна и поучительна. Македонцы взяли штурмом крепость вождя бактрийского племени Оксиатра и пленили его жену и дочерей. Неизвестно, сколько Оксиатр наплодил дочек, но одна из них, девственница по имени Роксана, поразила Александра красотой ( древние историки называют её непревзойденной красавицей Азии ). Как пишет Арриан, царь—захватчик влюбился в неё с первого взгляда, и «хотя она была пленницей, отказался из-за страстного влечения к ней взять её силой и снизошел до женитьбы».