Марк Пекарский - ..из коллекции Марка Пекарского

Ил. 1. Вот она, я, но не в 8 лет, а в 4 годика. Правда, я мила?

Но только ли об этих инструментах папина книга? Нет, конечно. Предметы остаются бездушными объектами, и чтобы они ожили и привнесли в этот мир прекрасное, нужно прикосновение Творца. Или скорее Творцов. – А это что ещё за ересь, Катерина Марковна? – Ну, как же: композиторов и музыкантов, конечно! К каким высшим силам взывают они, это уже дело личное, но факт остаётся фактом: папины инструменты тоже редко покрываются пылью, потому что у них есть дела и поважнее, чем просто висеть или стоять.

Помню, было время, когда родители постоянно смотрели одно и то же видео: София Губайдулина говорит что-то запредельно для меня умное и всё что-то чертит на белых листах бумаги. Всё говорит и чертит, говорит и чертит. И мне, восьмилетнему ребенку, невдомёк, что у нас тут в гостиной творится история современной музыки, потому что неспроста они пересматривают одну и ту же запись. Тогда я, конечно, не могла уловить связи между этим видео и последующими родительскими гастролями…

Или вот князь Волконский. Это был самый частый наш гость в некотором смысле, потому как папа с удовольствием его цитировал, довольно точно (как я потом убедилась) имитируя кошачьи интонации. Эдисон Денисов — тоже знакомое мне с детства звукосочетание. Помню, меня завораживало это имя, которое, как мне казалось, специально придумали. Но чем же он был так «специален» этот Денисов, я тоже долго не могла понять. А вот Владимира Мартынова и Алексея Любимова я знала лично и считала это нормальным. Они папины друзья, им запросто можно сказать «привет». Лидия Давыдова стала моей крёстной мамой, Джерард Макбёрни познакомил со звучанием прекрасного языка, который и по сей день является для меня источником bread and butter, как у них там говорят. Но на самом деле я ничего не понимала из того, что происходило вокруг, да это и не нужно было ребёнку. Только повзрослев, я стала постепенно осознавать, что это было (и слава Богу, до сих пор есть) очень особенное общение, которое тем и отличалось от обычных посиделок на кухне, что была у этих встреч – не только у нас дома, но и в других квартирах, в репетиториях, в телефонных разговорах, в письмах и даже в мыслях – особенная цель. Итогом была новая музыка, которую они искали, создавали и исполняли. И тут папина коллекция была медиумом между композитором и музыкантом, потому как именно в ней находилось бесчисленное количество звуков, которые, сплетаясь в музыкальный узор, способны порой передать то, что словами не скажешь.

Эта книга – о людях, которые творили и творят музыку, об их общении, об их пути, в котором все безгранично одиноки, но при этом едва ли справились бы без помощи друг друга. Как в одиночку вырастить музыкальное свое «дитя»? Научить его говорить, вывести в свет, где оно на двадцать минут – а то и на все сорок – вдруг станет почти осязаемым? «Музыкальные детишки» капризны, неуловимы, трудны для воспитания. Одно хорошо – кушать не просят. И всё же они продолжали и продолжают появляться. Их создают «мамочки» и «папочки» – композиторы и музыканты. И как же? С помощью тех самых инструментов, которые иногда претендовали на столь важные квадратные метры нашей гостиной, коридора и кухни.

Эта книга – о любви, которая помогла преодолеть все преграды – как общеизвестные, о которых теперь даже в учебниках пишут, так и прочие, о которых предпочитают умалчивать даже энциклопедии. В них, как мы знаем, все великие – просто великие, а то, что они ещё и живые люди, со свойственными для них мучениями, терзаниями и слабостями – это вроде и не в счёт. Но как же не в счёт, если они всё-таки мучились, сомневались и иногда даже скандалили в процессе создания очередного – как потом напишут в анонсах – шедевра?