Иосиф Широкий - Непридуманная биография

За то, что их в магазин не пустили, злость решили выместить на нас. Вначале махали клаками, потом взяли жерди из огорода. Я понял, что дело плохо. Мы с товарищем побежали в разные стороны. Они – за нами.

Недалеко от магазина меня настиг удар жердью по голове. «Как легко умирать», – подумал я. Ощущение было, словно я провалился в мягкую пуховую перину. Тепло было, видимо, от крови.

Я очнулся рано утром. Лежал в луже на обломках кирпича. Было холодно, зуб на зуб не попадал. Кровь на голове запеклась. На всю жизнь остались коряжемские отметины.

Вскоре меня призвали в армию. Определили в танковые войска. Не помню, чтобы кто-то раньше бегал от службы, но у меня чуть не случилось именно так. Со сборного пункта в Котласе, куда я приехал из Коряжмы, я отправился в гости к родственникам. Копал картошку, с дядей Юрой (братом моей мамы) и тетей Клавой (его женой).

Несколько слов о дяде. Он воевал во время Великой Отечественной войны. При Прохоровской танковой битве отличился. Командовал танковым батальоном. Затем был ранен, контужен. Награжден орденом Кутузова и множеством других орденов и медалей.

В Лимендке бреднем ловили рыбу. Затем уха и прочее, и я совершенно забыл об армии. А когда следующим утром, страшно переживая, явился на сборный пункт, узнал, что будущие танкисты, в чьи ряды определили и меня, уехали. Мне сделали замечание и отправили служить на флот в город Молотовск (сейчас Северодвинск). Вначале на флоте служили пять лет, а позднее, при моей службе – четыре года.

Вагоны-теплушки. Печка, отапливаемая углем – из бочки. Но на дворе стоял ноябрь, и все равно было холодно. Нары в два ряда. Из продуктов – банка мясных консервов. В углу теплушки – мешок сухарей, вода. И на каждый вагон – по два старшины. Начальник эшелона – капитан третьего ранга. До Молотовска ехали трое суток, подбирая по пути новобранцев из других районов.

На место прибыли ранним утром, только начинало светать. Толпу оборванцев (одеты мы были в то, что можно выбрасывать, хорошую одежду оставили дома) привели в бараки, где раньше жили заключенные. Сам Молотовск и завод только отстраивались. Поделили нас на отряды по 50-60 человек, затем перекличка, команда «Вольно!», и мы разошлись по казармам. На отдых дали три часа.

Позавтракали в громадной холодной столовой, в окнах которой были разбиты стекла. На четверых – булка черного хлеба, масло, чай. Ощущение голода не покидало никогда. Неудивительно, что все матросы с нетерпением ждали, когда их назначат в наряд по кухне (а на корабле – камбуз). Только тогда можно было наесться досыта.

Три месяца длился курс молодого матроса. В увольнения не отпускали. Да и не пошел бы никто, на матросов мы тогда были мало похожи. Ими мы стали только, когда приняли присягу и надели ленточки на бескозырки.

20. Боевая тревога

Как-то поздно вечером нас подняли по боевой тревоге. Строем, человек 50 отправили на железнодорожный вокзал, посадили в электричку и отправили в Архангельск. А из Архангельска ночью пешком в Соломбалу, в дивизион охраны водного района. У пирса стояли корабли: большие охотники и малые тральщики, две плавбазы «Пина» и «Днестр». Я попал на «Пину». Там нас учили на сигнальщиков. Сигнальщик – это глаза и уши корабля. Он должен все видеть и слышать. Мы осваивали азбуку Морзе, свод сигналов, флажки и так далее. Там кормили хорошо. Рис, макароны по-флотски, компот, рыба, мясо и другое. А я скучал по перловой, пшенной и особенно овсяной каше. И однажды вместо рисовой каши нам дали овсянку. До сих пор помню ее вкус! С тех пор я и полюбил овес: овсяная каша, печенье, кисель и прочее.

Когда мы окончили учебу, нас распределили по кораблям.

21. Увольнение

Однажды нашу группу сигнальщиков послали на Балтику. В увольнение нас отпускали по субботам и воскресеньям. Мы были в отглаженной форме, начищенной обуви, пуговицы блестели. В и без того широкие брюки клеш мы, чтобы они были еще шире и не садились во время дождя, по очереди на ночь вставляли клинья из фанеры и клали их под матрац. А перед тем как погладить, натирали их воском.

Это было наше последнее увольнение в Прибалтике. Офицеры, отпуская нас, наставляли, чтобы мы были бдительными и не общались с местным населением, ходили только группой не менее трех человек. А самое главное, чтобы мы не смели опаздывать. В этот раз мы решили пойти на «пятачок», на танцы.

Бетонная площадка, огороженная красивой, высокой железной изгородью, сцена и навес. Несмотря на то что пришли рановато, с воодушевлением понаблюдали за музыкантами, которые настраивали свои духовые инструменты. Последнее их выступление в июле как раз приходилось на наш праздник – День военно-морского флота. По такому случаю зашли в забегаловку. Денег у нас, конечно, было немного. Матрос тогда получал три рубля. У меня имелось 10 рублей, плюс рубль и сорок копеек – доплата за то, что не курил. Взяли на шестерых по кружке пива и бутылку водки, которую разделили поровну и разлили по кружкам в пиво. С тем и вернулись обратно на «пятачок». Купили билеты. Моряков было немного, их всех издалека видно по белым чехлам на бескозырках. Ребята пошли танцевать, а у меня смелости даже от выпитого спиртного не прибавилось. И тут объявляют белый танец, дамский вальс. Подходит ко мне латышка и приглашает танцевать. Красавица-то какая! Фигурка – глаз не оторвешь. Ножки точеные. Обувь изящная, ну все при ней. Я обалдел. Танцуем. Руку с ее плеча опустил ниже, к талии. И тут меня пробрала дрожь. Она мне что-то говорит по-русски с сильным акцентом, а я ничего не слышу. Наконец, танец закончился, и я отвел девушку на место. Вернулся к своим. Ребята спрашивают: «Ну, как девушка? Где живет?» А я мысленно остался там, куда ее отвел. Затем заиграл фокстрот «Черный кот». Я теперь уже сам пригласил девушку на танец. Когда я немного осмелел, попробовал прижать ее чуть ближе, она не противилась. Следующий танец – танго – и мы уже разговариваем. Я спросил, где она живет, чем занимается, и как ее зовут. Объяснив, что живет тут недалеко, девушка вдруг сделала болезненный вид, и сказала, что пойдет домой, так как у нее разболелась голова. И тут я совсем забыл наказ своих командиров. Решил ее проводить. Она велела ждать ее у выхода, а сама пошла предупредить подружку. Я наблюдал, как моя знакомая (имени ее я сейчас не помню) затерялась в толпе. Но на один миг мне вдруг показалось, что я ее видел среди рослых гражданских парней. В этот момент ко мне подошли сослуживцы.