Игорь Кохановский - «Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег

И спектакль о Володе был сделан как «Гамлет» без Гамлета. Когда Гертруда обращается к Гамлету и говорит: «Что ты задумал?!» – то Володя отвечает песней, что он задумал. К нему обращаются, а его нет уже. И в спектакле получился эффект, что он с нами, вместе с ребятами. И это ощущали все актеры и зрители, сидящие в зале. Был его Голос, был спектакль, где он играл столько лет, – «Гамлет», была его поэзия, его товарищи, и в конце слова были хорошие очень, гамлетовские, и его стихотворение читала Демидова: «Ты этот вечер нам один подари, подари…» – как мать, как Королева и как актриса. И Горацио говорил из «Гамлета»: «Ты здесь? Выходи!» – и после этого начинала звучать его песня «Кони». И пустой партер, накрытый чехлом, становился как бы душой, которая постепенно начинает вибрировать и улетать вверх. И оставались только сидящие люди у стены, его партнеры по сцене и пустое место между ними, где он должен сидеть, и стояла его гитара.

Когда мы делали спектакль, я попросил Альфреда Шнитке: «Поддержи Володю музыкально, аранжируй его». Он сперва сделал музыку, но потом всё снял и сказал: «Не надо, это его мир». Только мы с ребятами его уговорили оставить музыку к Володиной балладе «Живу я в лучшем из миров». Чудесная, озорная баллада, и очень красивая.

И актеры пели его песни каждый по-своему. Золотухин пел с ним «Баньку» – замечательную песню, они вместе снимались, когда Володя ее сочинил. И Зототухин рассказывал в спектакле, как он спал, а Высоцкий писал песню. А после этого Валерий говорил: «А потом мы с ним пели эту песню часто вдвоем» – и начинал петь, и Володя пел в записи. И это место я очень любил. Оно было живое.

После этого спектакля я от многих наших крупных поэтов слышал… и даже видел, что они были немного растеряны. Они говорили: «Вы знаете, мы не ожидали, что это такой необыкновенный поэт». Значит, в какой-то мере нам удалось показать Володю как замечательного поэта! Доказать, что в нашей среде двадцать лет жил необыкновенный человек.

И спектакль этот нужен был не Володе. Он имеет такую славу, что ему вообще ничего не надо. Это надо было нам! Чтоб стать лучше. Потому что этот спектакль чрезвычайно благотворно влияет на людей. Я видел лица просветленные. Люди испытали подъем, они утолили душевный голод, душевную жажду, которую так гениально утолял Высоцкий. И это доказывает любовь к нему миллионов людей. В любой день со всей страны к нему на Ваганьково приезжают просто постоять. Едут двое военных, проездом через Москву. «Сколько у нас в Москве времени? Сорок минут? Значит, куда податься?» А второй говорит: «То есть как это куда податься! Сразу на могилу к Володе!» Они сорок минут в Москве, проездом, но идут на Ваганьковское кладбище. Зачем? Вот хочется задать вопрос: зачем? Они приезжают к нему – к легендарному, бесстрашному человеку, который спел всё, что хотел.

Я считал своей обязанностью сделать спектакль о Володе. И когда его закрыли, это для всего театра было обидно, горько и непонятна эта злость, бестактность, бездушье полное, мерзкий поступок этого министра, который всю жизнь врал и ему, и Марине, когда они приходили, чего-то всегда обещал, снимал трубку, делал вид, что он звонит, и говорил:

– Что же вы не выпускаете пластинки? Ну, надо же скорей! Вот у меня сидит Марина Влади и Высоцкий. Ну что там, почему? Целых три года. Вы же должны были выпустить, ускорьте, ускорьте, ускорьте.

И потом проходил еще год – ничего не выпускалось… А Владимир болезненно очень это переживал… Я все время говорил ему:

– Да плюнь ты… Зачем тебе? У тебя есть миллионы магнитофонных пленок. Ты прекрасные записи сумел сделать на Западе, ну и ладно. Чего ты ходишь, унижаешься? Зачем тебе это надо?

И когда нам запретили играть этот спектакль даже в годовщину смерти Володи, я позвонил Черненко. Я помнил, как Черненко был на «Мастере и Маргарите», и кто-то во время действия мимо него выходил грубо, а он сказал:

– Могли бы и досмотреть.

Он был членом Политбюро, и все знали, что он правая рука Брежнева. Он передавал несколько раз мои письма Брежневу.

В тот день ко мне вошли трое в кабинет без стука, распахнули дверь и сказали:

– Сейчас представители Управления зачитают вам приказ: строгий выговор с последним предупреждением о снятии с работы, – ну это такая демонстрация: три человека едут, чтоб напугать. Один из них особенно хотел зачитать – у него был зычный актерский голос.

Но я сказал:

– Не трудитесь читать, я знаю этот приказ. Может, вы покинете мой кабинет?