XIX век начался новой войной, которая теперь пришла с Запада. В борьбе империй с Францией, большинство литовского дворянства сражалось на стороне Наполеона. Для Речи Посполитой это был шанс вернуть независимость. В этой войне страна потеряла еще каждого четвертого жителя. Поражение Наполеона обернулось репрессиями. Конфисковывались земли и имения известных аристократических фамилий. Многие были вынуждены покинуть страну. В XIX веке Империя начинает освобождать эти земли от того, что связывало их с Европой. Первыми приняли удар города. В 1830 году был снесен центр Бреста, одного из красивейших городов этой страны. На месте, где стояли барочные монастыри и костелы, Империя возвела гигантскую цитадель – Брестскую крепость с казармами и плацами для муштровки солдат. Позже будут перестроены многие города. В большинстве будут снесены ратуши, как ненужный Империи символ былой вольности и Магдебургского права. В 1831 году в стране поднялось восстание, обреченное изначально на поражение. Слишком уж неравны были силы Империи и восставших. Вскоре началось покорение присоединенных земель православием. Из 322 существовавших тогда католических и униатских монастырей две трети было снесено или передано православным. В 1839 году униатство вообще запретили. Началось насильственное обращение униатов, которые составляли в стране большинство, в православие. Следующий удар пришелся по школам. Империя закрывает Виленский университет, коллегиумы иезуитов. Во всех учебных заведениях вводится преподавание только на русском. В 1863 году вспыхивает новое восстание. Но это скорее жертвоприношение во имя свободы, так как шансов победить уже не было никаких. В итоге – десятки тысяч погибших и высланных на поселенье в Сибирь. В городах закрывались оставшиеся католические монастыри и костелы. В стране, в которой веками сосуществовали в мире католики, униаты, православные, протестанты, иудеи и мусульмане, которая принимала гонимых из России старообрядцев, проходили религиозные чистки. Страна, имевшая конституцию, парламент и избираемого им короля, города с вольностями, гарантированными Магдебургским правом, превращалась в глухую колониальную периферию. То, что от нее уцелело, уже не могло открыто противостоять метрополии. Оставалась одно – возможность террора. Если империю нельзя победить, ее нужно убить. Многие патриоты уходят в революцию, в террористическое подполье. В l88l году белорусский шляхтич Игнатий Гриневицкий убивает Александра II, единственного императора, ставшего жертвой террора. Следующего в 1918-м расстреляет уже революция, в часовом пружинном механизме которой будет слишком много людей, вышедших из этих земель, как и выходцев из других нерусских окраин Империи. Очень долго и слишком сильно сжимала она пружины. Рано или поздно они должны были выстрелить.
Противостояние
В моем детстве в Городе Солнца уже не было Бога. Когда я спрашивал воспитательницу в детском саду: «Почему его нет?», она отвечала мне просто: «Гагарин летал в космос, но Бога там не увидел». Мне представлялось, как Бог – бородатый дедушка в белом платье с белыми крыльями – парит в черном пространстве над земным шариком. Но вот на космическом корабле прилетает Гагарин и, обогнув Землю несколько раз, не увидел в круглом окошке иллюминатора дедушку с крыльями. Значит, Его действительно нет. Гагарин был для меня большой авторитет. Граждане страны Счастья не верили и гордились тем, что не верят в Бога. Они чувствовали свое превосходство над теми, кто остался в том времени, когда Бог еще жил. В них заключалось преимущество людей передовых, людей, победивших мракобесие, покоривших природу, ставших на ступень выше ее. Помню, как мне было стыдно показаться на улице, когда вдруг заподозрили, что я состою в связи с Богом. Было стыдно и обидно, ведь это случилось помимо моей воли. Когда мне исполнилось десять, мы перебрались из дома на Ломоносова в квартиру на улице Червякова, которая находилась на Сторожовке, старом районе, издавна славившемся своим птичьим рынком. Перед самым переездом мы похоронили бабушку. Она долго болела и умерла еще на старой квартире. Бабушка была верующая, поэтому хоронили мы ее по церковному обряду – с попами и отпеванием. Вскоре после переезда мать пригласила на сорок дней незнакомых женщин из церкви – каких-то старух в длинных черных платьях. Мать была членом партии и слабо разбиралась в церковных обрядах, поэтому позвала старух, чтобы те помогли провести поминки. Был конец сентября, погода стояла еще теплая, поэтому окна комнаты с накрытым поминальным столом были распахнуты во двор нашего дома. Какое-то время посидев за столом, женщины в черном принялись читать молитвы. Читали они их во весь голос – громко и распевно. Был еще ранний вечер, и во дворе, как назло, собрался народ. Мне хотелось захлопнуть окно и крикнуть старухам, чтобы они читали молитвы потише, шепотом, так, чтобы никто не мог их услышать. Но они вдруг стали читать еще громче, и, конечно, их услышали все, кто находился в это время во дворе. Дети, с которыми мне еще только предстояло подружиться, собрались под нашим окном и, хихикая, с ехидцей поглядывали на него. Помню, как они смотрели на следующий день, когда я вышел во двор. Они стояли и о чем-то шептались, бросая на меня любопытные взгляды. Думаю, они приняли нас за «сектантов». Но мне почему-то не хотелось переубеждать их в обратном. В этот день я попросил мать купить мне в ближайшее воскресенье на Сторожовке собаку.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу