Марина Медведева - Алёша

Свадьба была весёлая. Света была прекрасна, так красива, что я почему-то сморозил глупость, увидел её впервые в белом платье на выкупе и сказал: я думал, ты будешь лучше. Зачем сказал, уже не помню, сам себе завидовал, наверное, не верил, что достоин её, такую молодую, красивую, чувственную. Она помнит это до сих пор, эти слова очень ранили её, но она также не показала вида, посмеялась, ответила что-то грубое. В загсе были только самые близкие родственники и друзья. Из Иркутска прилетела Светина мама, но почему-то не прилетел отец. Моя мать готовила праздничный стол, поэтому её тоже не было в загсе, сейчас мне кажется, что это было закономерным и символичным. Ни моя мать, ни Светин отец глубоко внутри не желали этой свадьбы. В загсе, когда паспортистка произносила торжественную речь, меня переполняли эмоции, это так странно, ничего подобного я прежде не испытывал, мне хотелось рыдать и смеяться одновременно. Я стоял как вкопанный и улыбался, как осёл, во весь рот, глаза были мокрыми. Я не думал ни о чём, цунами из эмоций накрыло меня с головой, и я просто был в моменте настолько, насколько это возможно. Я знал, что для меня этот момент был важным, но не думал, что он был важен настолько, чтобы захватить меня целиком. Меня даже не интересовало, что думает, чувствует Света, я был поглощён своим личным эмоциональным фейерверком. Я вернулся на землю, когда паспортистка попросила поцеловать уже жену. Я поцеловал Свету, и мы начали принимать поздравления от близких. Мне было очень тепло, совместная радость согревала лучше самого жаркого солнца. Нас обнимали, дарили цветы, говорили напутственные слова. Мы сели по машинам и поехали к застолью в квартиру моей бабушки, там уже было всё готово для нас. Первую половину вечера было весело, чуть позже стало весело и пьяно, ещё позже стало совсем пьяно и не весело. Мы с Геной и ещё парнями курили на лестничной площадке между этажами, вдруг заскрипела входная дверь, открылся лифт, кто-то перешёптывался и хихикал, лифт закрылся и поехал вниз, когда мы вернулись в квартиру, девчонки громко болтали и смеялись, кто-то выкрикнул: – а невесту-то украли, увезли! – я тоже засмеялся, но вдруг во мне как будто тумблер переключили, весёлый настрой резко сменился агрессией, в голове замелькали картинки того, как мою Свету страстно целует водитель нашей машины молодожёнов, как убирает своими огромными пальцами волосы с её губ, чтобы не мешали.

– Кто украл?

– Так кто же, у кого машина, тот и украл.

– Надо искать и выкупать.

– Где этот петух? – я ринулся вниз по лестнице, не дожидаясь лифта, перепрыгивал через ступеньки, мог бы запросто себе тогда ногу сломать, чтобы отомстить Свете за тот страх и боль, которые испытывал в тот момент, но слава Богу спустился я благополучно. Я выбежал на улицу и обежал вокруг дома, машину нигде не увидел, и, может, она стояла где-то неподалёку, но я был совершенно не в состоянии что-то увидеть. Мне было страшно, я был зол, чувствовал себя брошенным, совершенно ненужным тому, кому полностью отдался несколько часов назад. Я поднялся обратно, не замечая никого, прошёл в комнату бабушки, нашёл две упаковки димедрола и выпил все таблетки одну за другой, вышел обратно к оставшимся гостям. Что было потом, не помню. Более или менее я пришел в себя на больничной каталке, события, которые происходили до этого, помню обрывочно. Меня везли в клизменную на промывание, я предпочёл этого не видеть и снова провалился в глубокий сон. Уже через пару часов после промывания меня отправили домой. До дома было около 30 мин. пешком, транспорт уже не ходил, я оделся, обулся и пошёл. Дорога до дома проходила через парк, в сентябре ночи уже не были такими тёплыми, как дни. Я шёл, и меня морозило, я поднял борта своего пиджака, сложил руки на груди и крепко обнял себя ладонями чуть ниже подмышек. Вдруг в чаще парка я услышал шорохи, остановился и начал вглядываться в темноту. За берёзами чуть глубже от дорожки, по которой я шёл, стоял гриб размером с немецкую овчарку, а под этим грибом три маленьких человека, похожих на гномов. У одного из них на голове был длинный колпак в чёрно-белую полоску с мягкой кисточкой на конце, у двух других шляпки с перьями, как у Робин Гуда у одного зелёная, у другого красная. Они жались друг к другу и испуганно смотрели на меня, как будто для них я был опасным зверем. Они были похожи на детей, которые потерялись и столкнулись с чем-то, что им угрожает. Мне стало жалко их, я попытался сказать что-то утешительное, но по их реакции понял, что от этого они только сильнее напугались. Я стал мерзок сам себе, решил ускорить шаг и пойти прочь. Когда я пришёл домой, все уже спали. Мама вышла ко мне в ночной рубашке.