Николай Семёнов - Это было на рассвете

По мере приближения к пригороду Берлина все больше стало появляться худых и обросших людей в черных или зеленых бешметах, жупанах с номерами на них. Это были возвращающиеся на родину насильно угнанные в Германию советские, польские, чехословацкие, итальянские, французские граждане. Многое подходили к танкам, обнимали нас и на разных языках со слезами на глазах благодарили за освобождение.

В ночь на 22 апреля передовые танки Героя Советского Союза лейтенанта Ашота Асрияна, партгрупорга роты младшего лейтенанта Федора Кичигина, комсорга Евгения Тихомирова, коммунистов — лейтенантов Василия Махнача, Ивана Соколова, Ивана Демидова и других с боями ворвались в Обершпрее — пригород Берлина. Прорыв был настолько неожиданным, что здесь еще не успели отключить электроэнергию в домах. Зарево пожаров над Берлином, вспышки артиллерийских выстрелов и сотни взвивающихся в темном небе ракет освещали впереди фашистское логово. Огненная дуга сжимала столицу фашистской Германии.

Вспомнился тяжелый сорок первый год. Тогда, в октябре, такая же, но только вражеская, огненная дуга подходила к Ленинграду. В ту тяжкую пору стойко сражались мы, стояли насмерть и верили, что придет время, придет час отмщения за поруганную нашу землю и мы будем в Берлине.

Теперь этот час настал. Неудержимо продвигаясь вперед, железным шагом подходили мы к реке Шпрее. Начальник разведки бригады майор Урсов с группой разведчиков — капитаном Чаадаевым, старшим лейтенантом Крыловым, взводом автоматчиков вместе со стрелковыми подразделениями поспешили к мосту через реку, чтобы, в случае его исправности и пока он еще не был взорван гитлеровцами, проскочить на западный берег. Однако фашисты успели уже взорвать мост. Артиллерийскими и пехотными подразделениями враг оказал сильное сопротивление. Проскочить же через реку с ходу танкам бригады не удалось. Командир бригады приказал остановиться и закрепиться.

Создавшуюся короткую передышку командиры и политработники использовали для подведения итогов боев за Мюнхеберг. На совещании офицерского состава полка подполковник Ермоленко сказал:

— На улицах Мюнхеберга противник соорудил большое количество баррикад. В крупных зданиях были устроены амбразуры. На балконах многоэтажных домов занимали позиции фаустники. В Берлине система обороны противника должна быть еще более прочной, а возможности маневрирования — значительно сложней.

В заключение он сказал, что для уничтожения в Берлине противотанковых средств и фаустников необходимо создать штурмовые группы из танкистов, мотопехоты и саперов.

После совещания штабом полка при участии командиров стрелковых и саперных подразделений была разработана инструкция боевых действий штурмовых групп, которая была доложена командиру бригады. Полковник Юренков дополнительно предложил для «выкуривания» из подвалов фаустников включить в штурмовые группы подразделения ранцевых огнеметов.

После совещания шел я к своей машине. Вдруг вижу: на тротуаре стоит лейтенант Саша Алешин и успокаивает рыдающих молодых украинок. Мимо группами проходили угнанные в рабство люди, среди них были и пленные. Лицо одного из них мне показалось очень знакомым.

— Саша, останови и спроси фамилию вон того, в черной куртке, который, как пьяный, плетется сзади всех, — попросил я Алешина.

— Сейчас, Коля, — ответил он и побежал по тротуару.

— Коля! Богданов его фамилия! — крикнул Саша издали.

Замер я на месте, ноги сделались ватными. То был мой дядя Василий Илларионович Богданов. Черный, оброс щетиной, в углах рта залегли морщины, согнулся, как коромысло. Словом, выглядел он так, как будто перенес очень тяжелую болезнь.

— Как вы сюда попали, дядечка? — спросил я.

— Не помню, Коля, — впопыхах, со слезами начал он рассказывать. — Войну начал в январе сорок второго под Мясным Бором, в 1248 стрелковом полку. Было невыносимо холодно, даже стыла кровь. Несколько раз бросались в атаку, но все безуспешно. Погиб командир взвода. Тогда командовать взводом пришлось мне. «А что, земляки, если из «максима» ударить с флангов?» — предложил я нашим куженерским — Кондратьеву и Моисееву. — «Пожалуй, разумно», — согласились они.

Когда наш танковый пулемет начал косить врага, то фашистам стало некуда деваться, кроме как бежать. Мы продвинулись километра на два. Теперь и мороз нам стал нипочем. Вдруг сильно ударило что-то по голове. Успел лишь крикнуть Муравьеву: «Илья, веди взвод вперед!» — а сам рухнул на землю. Открыл глаза, вижу: лежу на спине под большой рябиной. На мне шинель немецкого солдата. Около, на коленях, стоит земляк Николай Егоркин, перевязывает меня. Над головой висят алые мерзлые кисти рябины. Мне почему-то страшно захотелось попробовать ее с черным хлебом. «Николай, я живой или нет?» — почему-то вырвалось у меня. А он смеется. Говорит, ничего особенного: сзади меня разорвалась граната и поцарапала слегка голову. Лечился в Малых Вишерах. После госпиталя направлен под Кириши в 146 стрелковый полк. Там также был помощником командира взвода. Летом сорок второго взвод пошел в атаку на Слоновую рощу. Вокруг рвались снаряды и мины. Бойцы сначала залегли, а потом я их повел в атаку с возгласами «Ура-а-а! Впер-е-е-ад!» От сильного удара по голове из глаз посыпались искры, и я упал. Опомнился я только во вражеском плену.