Татьяна Данилова - Роковой венец. Любовь между короной и плахой

Калигула Мессалину разочаровал. Он показался ей тощим и нескладным, впрочем, его статуя была похожа на оригинал. И это великий цезарь, властелин мира! На вид он был смешон, но он имел власть, а власть никогда не казалась Мессалине чем-то несерьезным. Да, при всей своей неприступности он представлялся легкой добычей, но инстинкт самосохранения нашептывал обратное: «Попридержи свой пафос!» – и она скромненько потупила глазки: сама добродетель. Цезарь скромниц не любит, но его не проведешь – порок он чует за версту. Цезония тоже. Но и Мессалина не настолько глупа, чтобы попытаться отбить супруга у этой фурии. Вон как она вцепилась в него, опаивает всякой дрянью, убирает соперниц… Всему свое время. Правда, свидетельств о возможной близости Мессалины с Калигулой не сохранилось. Похоже, судьба не свела их в одной постели, а причиной тому стала прогрессирующая паранойя цезаря: с одной стороны, и он начал вести более замкнутый образ жизни, боясь покушений, и скорая беременность Мессалины – с другой.

Тогда же они расстались, довольные знакомством и друг другом. Клавдий пережил эту встречу без какого-либо волнения. Он, как никто другой, смог оценить ситуацию трезво. Мессалина же на пути из Палатина чувствовала себя искусной женщиной, обрывки мыслей крутились в ее кудрявой головке, хотелось прыгать и петь.

– Клавдий, после нашей женитьбы мы будем жить в этом дворце?

– У меня есть дом и вилла в Кампании, но император предпочитает иметь меня всегда под рукой. Он часто прибегает к моим советам, пользуясь моей ученостью.

Мессалина была счастлива. Она с детской непосредственностью хотела жить во дворце, поближе к власти. Остаток пути она украдкой поглядывала на своего будущего мужа и фантазировала по поводу предстоящей близости с ним. Старик и урод… Урод? Теперь ее это даже возбуждало. Что толку в одних красавцах, когда есть уроды. Как приправа, как соль и перец!

Ее оружие – это она сама, женщина, которой теперь предстоит состязаться в уме и находчивости с мужчинами, а в красоте с другими женщинами и… победить, поскольку у ее будущих противников и соперниц нет такого тайного оружия. Такого, как у нее. Отточенного. Ей, по крайней мере, хотелось в это верить.

Домиция Лепида, быть может, действительно желала счастья своей дочери. Такого, каким она сама его представляла. И довела свой план до конца – нашла для Мессалины «подходящего» жениха. Ее, едва достигшую тринадцати лет, выдали замуж за Клавдия, который был старше ее более чем втрое и не отличался ни красотой, ни умом. В нем даже не наблюдалось признаков того, что принято считать обаянием.

Да уж, счастье так счастье! Хуже любого наказания. Это был странный союз и на первый взгляд, и на второй. Пожилой, не слишком привлекательный мужчина с репутацией конченого придурка и хорошенькая, богатая, можно сказать, самодостаточная красавица. Этот брак казался еще и бессмысленным. Если, конечно, с его помощью не надо было срочно скрыть какие-то грешки. Или же каким-то непонятным зрением Лепиде все-таки удалось разглядеть в этом бесперспективном женихе будущего цезаря? Клавдий был дядей и доверенным лицом императора – это многое объясняет. И все-таки более правдоподобно выглядит версия, что за столь поспешной свадьбой была скрыта какая-то тайна. Например, похотливость юной высокородной девицы перешла все границы дозволенного, даже по меркам римской морали времен Калигулы. Любящий отец Мессала Барбат был настолько уязвлен поведением дочурки, что поспешил ее поскорее сбыть с рук, и тут подвернулся Клавдий. Или же все-таки сама Лепида, раскинув мозгами, решила, что Клавдий не такая уж плохая партия… Для начала. Положение законной супруги этого недалекого человека вроде бы и не самое завидное, зато император относится к нему куда благосклоннее, чем к любому умнику.

Дальнейшие события показали, что Клавдий был не столь тупоголовым, как все полагали. О нем можно было бы с полной уверенностью сказать: это ж надо быть настолько умным, чтоб казаться таким простаком!

Клавдий рос болезненным, слабым телом и – это утверждала даже его родная мать – умом. Если она хотела подчеркнуть чью-то тупость, то обычно восклицала: «Он такой же дурак, как мой Клавдий!» Ну а император Август его иначе и не величал, как «этот бедненький». Репутация сохранилась за ним на всю жизнь, и она устраивала Клавдия. Калигула, эксцентричный параноик, не особо заботясь об убедительных причинах, активно избавлялся от возможных конкурентов, но Клавдий считался не вполне нормальным в семье цезарей, и, возможно, это спасло ему жизнь.