И. Рыжик - Как это было?! Воспоминания. История одной жизни

Мне казалось, что я слабый старшина батареи, просил командира назначить меня в отделение разведки, но получил отказ в категорической форме.

Во время формирования Морской бригады в селе Старый Атмонак в моей деятельности было много смешных казусов, вызванных моей молодостью, отсутствием жизненного опыта. Например, нужно раздать морякам батареи пол-литровые эмалированные темно-зеленые кружки и одновременно сахарный песок. Батарея еще не полностью укомплектована. Было всего человек 20—25. Напомню, все жили по разным домам. Я со своим товарищем Толей Рошаль, тоже жили в небольшом чистеньком домике.

Сейчас смешно об этом говорить, но в углу комнаты, на полу я расставил полученные кружки, и добросовестно по столовой ложке, поровну насыпал в эти кружки сахар, пока не разделил.

Когда же я все сделал, возник вопрос:

– «Ну, а что дальше?»

В углу комнаты стоят кружки с сахаром, а как их теперь раздать морякам? За этой глубокой думой застал меня батареец, рядовой Шумилин. Спокойный, доброжелательный. Видя мои затруднения в хозяйственной деятельности, он старался мне помогать. В этот раз, зайдя ко мне по какому-то вопросу, и увидев меня в глубокой задумчивости, сидящим перед кружками с сахаром, он сразу смекнул, в чем дело.

Но виду не подал.

– «Что старшина задумался?» – спросил он.

– «Да вот разделил сахар, но не знаю, как это все раздать. Не носить же мне их каждому по избам!».

– «А, это просто», – ответил он, и неожиданно быстро, я даже не успел ничего сказать, ссыпал сахар обратно в мешок. В другой собрал кружки и сказал, что сам раздаст каждому.

Эпизод из жизни. Смешной, но он был. Мне еще не раз приходилось в бытность старшиной раздавать по 100 грамм водки из больших бутылей (по 4—6 литров), сгущенное молоко по50 грамм из 3 килограммовых металлических банок и другой еды, выдаваемой каждому на руки. Но уже был опыт, и все получалось.

В делах и заботах ноябрь 1941 г. подходил к концу. Под Москвой шли ожесточённые бои и нам приказали готовиться на фронт. Лошади стоят в конюшне, привязанные за шею верёвками. Никакого снаряжения нет. Куда и во что, и как их запрягать – никто не знает. Батарея не вооружена. На весь личный состав оружие только у командира батареи – наган и 14 патронов.

В таком состоянии в начале декабря 1941года, нас грузят в эшелон и бросают полным ходом, без остановок, к Москве. Прибываем мы на какой-то вокзал прямо в Москву. Морозы стоят страшные. В теплушке холодно, хотя в каждой установлена «буржуйка».

Чугунная печурка, которую топят 24 часа в сутки, возле нее тепло. Мы спим в шинелях и сапогах, всё же к утру покрываемся инеем. Хлеб дают на вагон буханками, а он как кусок гранита. Чтобы разделить на каждого, его рубят топором.

В малой, двухосный теплушке, четыре полки. Если всем лечь на один бок и плотно прижаться друг к другу, то на полке помещается 8 человек. Всего в таком вагоне 32 человека.

В четырехосных – в два раза больше.

Пару дней жили, не выходя из вагонов, ожидая, что нас бросят в бой. Но как? Ни знаний, ни оружия.

Неопределенность, неясность, безделье, холод. Не скажу голод, но желание поесть не лучшее состояние человека.

Каких только разговоров не наслушаешься! Батарея у нас многонациональная. Вот один из таких обсуждаемых вопросов. Был такой краснофлотец Рыбалко. Крупный плечистый, круглолицый, уверенный в себе парень. Украинец. Вот он говорит:

– «А сколько у нас в батарее украинцев?», далее по другим национальностям. Начали разбираться и закончили опять-таки выводом Рыбалко:

– «Да, батарея у нас многонациональная. Вот только евреев нет. Они не воюют».

Я ехал в этом же вагоне. Батарея моя. Отношение ко мне к этому времени установилось уважительное. Вмешиваюсь в беседу.

И хотя всегда говорил по-русски, обращаюсь к Рыбалко на украинском языке:

– «А чому ты гадаеш, Рыбалко, що у нас нема евреив?». Он, несколько удивился вопросу на украинском языке, но отвечает мне тоже по-украински:

– «Товарищу старшина, а дэ вы их бачылы? Покажтэ мэни, хочь одного!» Все заинтересовано слушают наш диалог. Что я ему отвечу. Я перехожу на русский и говорю:

– «А я? Смотри. Видишь? И воевать будем вместе!». Немая сцена в вагоне. В полной тишине заикающийся голос Рыбалко:

– «Но як же так? Не може буты. Вы це нагадалы!».

На фронт

Пока мы стояли на железнодорожных путях, на фронте под Москвой произошли знаменательные события. Впервые с начала войны немцев разбили и заставили их отступить.