Помню еще езду на трамваях по Загородному проспекту: либо на подножках, либо на так называемой «колбасе» (в конце вагона торчала сцепка, на которой мы стояли, держась за шланг, тоже выступавший из вагона). Мы часто запрыгивали и выпрыгивали из трамвая на ходу. Это считалось признаком мужества, и я охотно принимал участие в этой игре, хотя был толст и неуклюж. Меня иногда дразнили «толстый, жирный, поезд пассажирный». Я сильно переживал по этому поводу и пытался развеять репутацию неловкого толстяка участием в разных опасных начинаниях. Любопытно отметить, что Лёша участия в таких проказах не принимал. Во всяком случае, я такого не припоминаю. Может быть потому, что ему не надо было утверждать себя в глазах других ребят, а я чувствовал такую потребность, то ли из-за моего имени и еврейства, то ли, чтобы показать, что я смелый, несмотря на полноту. Потребность самоутверждения во многом сократилась с отъездом из России, но полностью не исчезла до сих пор. Многие мои поступки можно объяснить желанием показать себя, доказать, что я свой парень и не хуже других.
Толстым же я был потому, что мама кормила меня, что называется, «на убой». Она действовала так под влиянием страха, что у меня есть склонность к туберкулезу (как-то у меня пошла горлом кровь, и она запаниковала). Тогда это было частым и очень опасным заболеванием, а она, будучи врачом, хорошо понимала нависшую надо мной опасность. Она постоянно давала мне пить рыбий жир, который я с отвращением глотал, и постоянно впихивала в меня разную пищу, которую я с такой же настойчивостью отвергал. На мои жалобы, что я толст, она постоянно отвечала, что такова моя «конституция». Впоследствии Лёша мне рассказал, что она просила его маму кормить меня за их столом, ибо я съедал все, что они ели, и съедал охотно. Сама она подглядывала за этой процедурой из-за двери и радовалась. Вся моя «конституция» развалилась в первые же дни войны, когда я попал в тяжкие и голодные условия существования и стал стройным и красивым парнем. Но об этом позже.
Ко всем указанным выше порокам добавлялось еще то, что я был вороват, но главным образом по отношению к книгам. При виде интересной книги меня охватывал трепет, и я делал все, чтобы ее получить или украсть. Я уже упоминал писательницу, которая жила в нашей квартире. Она была основным источником моего чтива. Из полученных от нее книг я вспоминаю «Маугли» Киплинга и «Сказки тысячи и одной ночи». Обе они произвели на меня неизгладимое впечатление, особенно «Маугли». Незабываемые сюжетные повороты, скульптурно вылепленные персонажи – сам «лягушонок» Маугли, пантера Багира, медведь Балу, змей Каа и другие – залегли в память навсегда. Елена Карелина была не единственным источником книг, я брал их везде, где только мог.
Много книг поступило ко мне от Лёши – его отчим специально брал для нас книги из закрытой библиотеки для художников. Все произведения Дюма-отца были нами прочитаны оттуда и стали смыслом нашей жизни и нравственным ориентиром. Оттуда же мне достался «Аббат» Вальтера Скота – я сумел эту книгу «зажилить», как тогда говорили. Мне годами потом сетовали по этому поводу члены Лёшиной семьи, но я не сдавался и продолжал утверждать, что «я не брал». Книга так и осталась вмести с другими моими приобретениями в осажденном Ленинграде и там пропала.
Мама обильно выписывала для меня детские газеты и журналы. Из них я получал текущую и идеологическую информацию, которой беспрекословно доверял. Я годами получал газету «Пионерская правда», журнал «Костер» и черпал оттуда сведения о победах советского народа на всех фронтах: об эпопее челюскинцев, о перелете Чкалова и его товарищей через Северный полюс в Америку, о войне в Испании, а перед самой войной и о захватах гитлеровцев в Европе и о прочих делах. Я с замиранием сердца следил за всеми перипетиями событий и был хорошо осведомлен о них. В этих же изданиях публиковались и целые книги, в частности фантастические произведения. Я ими наслаждался в полной мере. Хорошо помню фантастические романы Александра Беляева, Владимира Обручева, Лазаря Лагина и других. В поздние годы моей жизни я часто их вспоминал, когда осуществлялись предсказанные авторами события. Так, в одном из романов Беляева были описаны разговоры по личному телефону на улице. Тогда это казалось несбыточной мечтой, а сейчас…
Опишу еще один случай книжного воровства; он имел место за год до войны, летом 1940 года. В самый разгар лета я оказался в Ленинграде, что было необычно. Обычно я уезжал летом к тете в Невель, а тут мама послала меня в пионерский лагерь, и после своей смены я воротился домой. Несколько дней я бродил по городу и однажды очутился на Невском у детского книжного магазина, который потом стал лавкой Союза советских писателей. Я толкался вместе с другими, когда магазин открыли, и вместе с другими я вошел в него. Тут же образовалась очередь: «выкинули» книгу Луи Буссенара «Капитан Сорви-голова». Я ее не читал, но знал имя автора и мечтал прочитать что-либо из его произведений. Мне там ничего не светило: у меня не было денег, и я бесцельно бродил из зала в зал. Вдруг я увидал на одном прилавке бесхозную книгу. Кругом не было ни души, видимо, кто-то ее случайно там оставил. С бьющимся сердцем я схватил книгу, сунул под рубашку и вышел из магазина. Умеряя шаг дрожавшими ногами я отправился домой и счастливо туда добрался. Никаких моральных страданий я не испытывал, а только радость от обладания этим книжным сокровищем.
Читать дальше