Однако ни подобные примеры расправ, ни угрозы начальства, ни террор, осуществляемый тюремными властями с помощью уголовников, не сломили «ученика от революции». Уже через три месяца после своего прибытия в кутаисскую тюрьму Джугашвили организовал забастовку, принявшую столь серьезный оборот, что для разрешения конфликта в тюрьму прибыли губернатор области и прокурор. В результате их переговоров с Джугашвили многие требования заключенных были удовлетворены: политических заключенных отделили от уголовников, дали разрешение приобрести за свой счет тахту, чтобы не спать на цементном полу, и т. д.
9 июля 1903 г. император Николай II утвердил приговор по делу Джугашвили, в соответствии с которым ему надлежало отбыть в сибирскую ссылку на три года. Однако к этому времени бумаги о переводе Джугашвили в кутаисскую тюрьму затерялись и его тщетно искали в батумской тюрьме. Лишь 8 октября 1903 г. Джугашвили был обнаружен в тюрьме Кутаиса, откуда он был направлен под охраной в батумскую тюрьму. Оттуда его отправили в Сибирь.
А. Островский отмечал: "Когда И. В. Джугашвили покидал Батум, там заканчивался бархатный сезон. На пути к Уралу через решетку вагонного окна он впервые увидел настоящую зиму: покрытые белым снегом поля и леса, утопавшие в сугробах деревенские избы, закованные в лед озера и реки. В Сибири свирепствовали морозы, достигавшие минус 30 и более градусов… Для него, родившегося и выросшего под кавказским солнцем, зима представляла не только необычное природное явление, но и серьезное испытание. Особенно, если учесть, что на этап он был взят в демисезонном пальто, в ботинках и без рукавиц".
Из Иркутска Джугашвили доставили в уездный город Балаганск, где в это время проживали семеро политических ссыльных. По воспоминаниям одного из них, Джугашвили попытался остановиться в Балаганске, но ему было предписано ехать дальше в село Новая Уда, находившееся в 70 верстах от Балаганска.
25 декабря 1939 г. "Правда" опубликовала статью В. Иванова "Новая Уда", в которой говорилось: "Прибыв в Новую Уду, товарищ Сталин поселился в беднейшей части села – в Заболотье – у крестьянки Марфы Ивановны Литвинцевой. Убогий, покосившийся домик Литвинцевой был расположен на краю болота, в нем было две комнаты". В одной из них поселился Джугашвили.
Вскоре после прибытия в Новую Уду, Джугашвили решил бежать оттуда. Сосланный в Балаганск со своей семьей Абрам Гусинский позже вспоминал: "Ночью зимой 1903 г. в трескучий мороз, больше 30 градусов по Реомюру… стук в дверь. "Кто?"… К моему удивлению, я услышал в ответ хорошо знакомый голос: "Отопри, Абрам, это я, Сосо". Вошел озябший, обледенелый Сосо. Для сибирской зимы он был одет весьма легкомысленно: бурка легкая, легкая папаха и щеголеватый кавказский башлык. Особенно бросалось в глаза несоответствие с суровым холодом его легкой кавказской шапки на сафьяновой подкладке и белого башлыка (этот самый башлык, понравившийся моей жене и маленькой дочке, т. Сталин по кавказскому обычаю подарил им.) Несколько дней отдыхал и отогревался т. Сталин, пока был подготовлен надежный ямщик для дальнейшего пути к станции железной дороги, не то Черемхово, не то Тыреть, – километров 80 от Балаганска. Документы у него были уже. Это дни т. Сталин провел безвыходно со мной и моей семьей".
По словам А. Островского, "имеются документы, свидетельствующие о том, что побег был совершен 5 января 1904 г." Островский обратил внимание на то, что "6 января православная Россия отмечала Крещение. Расчет беглеца заключался в том, что в этот день полицейские, как и все верующие, будут гулять и не заметят исчезновение ссыльного, а если и обнаружат, то вряд ли смогут организовать погоню". Однако, как отмечал Островский, "несмотря на праздник, в Балаганск на имя уездного исправника было отправлено сообщение о побеге". В тот же день из Балаганска в Иркутское охранное отделение были переданы приметы беглеца. Такие же сообщения были переданы еще по четырем адресам. Так как поиски Джугашвили не увенчались для полиции успехом, 1 мая 1904 г. его фамилию внесли в розыскной циркуляр Департамента полиции.
А. Островский подсчитал, что побег Джугашвили, потребовавший плату за проезд до станции, железнодорожный билет, а также питание в пути, стоил не менее чем в сто рублей. Вряд ли у него были такие средства.
Неволя не только вооружала революционеров новыми навыками борьбы с полицией. Ограничивая свободу в ссылке, сдавливая в тюрьме до предела жизненное пространство, сводя уровень человеческих стремлений до простого желания выжить, всячески унижая достоинство, то уничтожая естественную человеческую потребность в интимности и хотя бы в кратковременном одиночестве, то полностью изолируя человека от себе подобных, неволя одних ломала, других – закаляла. Выдержавшие тюрьму и ссылку революционеры становились, как правило, наиболее активными и опытными бойцами своих партий. Заключенные приучались полагаться на свои силы, разумно расходовать их.
Читать дальше