Юрий Емельянов - Иосиф Сталин. Часть 3. Верховный главнокомандующий

Вспоминая первые дни войны, главный маршал артиллерии Н.Н. Воронов писал: "В то время в Ставку поступало много донесений с фронтов с явно завышенными данными о потерях противника». По словам Н.Н. Воронова, однажды начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников вынужден был сообщить И.В. Сталину о том, что "с двух фронтов так и не поступило сведений". Сталин сердито спросил: "Вы наказали людей, которые не желают нас информировать о том, что творится у них на фронтах?" Шапошников сказал, что он "обоим начальников штабов фронтов объявил выговор… Сталин хмуро улыбнулся: "У нас выговор объявляют в каждой ячейке. Для военного человека это не наказание. Но Шапошников напомнил старую военную традицию: если начальник Генерального штаба объявляет выговор начальнику штаба фронта, виновник должен тут же подать рапорт об освобождении от занимаемой должности. Сталина, видимо, удовлетворил такой ответ, и он приказал лишь предупредить всех начальников штабов, что за подобные проступки Ставка будет принимать строгие меры".

Очевидно, что отсутствие полной информации о положении дел на фронте 22 июня вызывало немалое беспокойство у Сталина. По словам Жукова, Сталин во второй половине дня позвонил ему по телефону и сказал: "Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлем маршала Шапошникова и маршала Кулика. Шапошникова и Кулика я вызвал к себе и дал им указания. Вам надо вылететь немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь". Я спросил: "А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке?" И.В.Сталин ответил: "Оставьте за себя Ватутина". Потом несколько раздраженно добавил: "Не теряйте время, мы тут как-нибудь обойдемся".

Эти и другие воспоминания не позволяют подтвердить заявления Хрущева и других о растерянности Сталина, о том, что он был "парализован", что он покинул Кремль. В то же время, по воспоминаниям Я.Е. Чадаева, среди ряда членов Политбюро преобладали настроения, не отвечавшие серьезности ситуации. Он вспоминал: "В течение 22 июня после визита к Вознесенскому я побывал также с документами у других заместителей Председателя Совнаркома. Нетрудно было убедиться, что почти все они еще не испытывали тогда больших тревог и волнений. Помню, например, когда поздно ночью закончилось заседание у Сталина, я шел позади К.Е. Ворошилова и Г.М. Маленкова. Те громко разговаривали между собой, считая развернувшиеся боевые действия как кратковременную авантюру немцев, которая продлится несколько дней и закончится полным провалом агрессора. Примерно такого же мнения придерживался тогда и В.М. Молотов". Очевидно, Я.Е.Чадаев имел в виду ночное совещание у Сталина, которое происходило в ночь на 23 июня.

Второй день войны, 23 июня начался у Сталина, по крайней мере, в 3 часа 20 минут ночи, когда к нему вошел Молотов. Затем пришли Ворошилов, Берия, Тимошенко, Ватутин и Кузнецов. Совещание продолжалось до 6 часа 10 минут. Затем совещания возобновились вечером с 18.45 и продолжались до 1 часа 15 минут ночи 24 июня. Примерно также прошли и последние дни июня. В то же время эти записи не дают полного впечатления о рабочем дне Сталина, так как здесь не указывается время, когда он говорил по телефону и работал в одиночестве.

Между тем ситуация на фронте продолжала ухудшаться. Надежды на быстрый "сокрушительный удар по агрессору", высказанные в выступлении В.М. Молотова 22 июня, исчезали. В первый же день войны Германия нанесла существенный урон советским вооруженным силам. Потери в авиации составили 1811 самолетов (из них 1489 были уничтожены на земле). Немцы потеряли лишь 35 сбитых машин, и около 100 самолетов было повреждено.

Мощные удары германской авиации и артиллерии в первые же часы войны принесли огромный ущерб и другим видам техники, а быстрое продвижение немецких войск позволило им захватить расположенные у границы склады вооружений. Секретарь Брестского обкома М.Н. Тупицин сообщал И.В. Сталину и П.К. Пономаренко 25 июня, что значительная часть орудий артиллерии резерва Главного командования была разбита бомбами в первые же часы войны, а "все ценные орудия остались у немцев". Секретарь Лунинецкого райкома Пинской области В.И. Анисимов сообщал телеграммой 30 июня, что "нет вооружений и снарядов… Шлют самолеты в разобранном виде, а собрать их негде". Утрата значительной части самолетов и другой техники сразу же стало сказываться на боевых действиях советских войск и состоянии боевого духа личного состава. Объясняя быстрое отступление Красной Армии в Прибалтике, член Военного совета Северо-Западного фронта В.Н. Богаткин сообщал Л.З. Мехлису в начале июля 1941 г.: "Если идут в бой танки и пехота, нет авиации; если идет в бой пехота – нет артиллерии или танков и т.п.".