Борис Шагаев - О театре и не только

На репетициях Лев Николаевич частенько кричал, когда делал замечания актерам. Не кричал, а вернее сказать, громко говорил. «Зогсча!», – кричал режиссер. Стой, значит. Остановив сцену и делая замечания, он говорил уже тише. Его крик, громкий голос был безвредным. Своим окриком приструнивал не занятых в сцене актеров. Актеры притихали, а потом снова шептали, решали глобальные задачи. Где перехватить до аванса деньгу или как устроить дитя в садик. Да мало ли проблем у актеров-«олигархов».

Кстати, о поведении режиссеров на репетициях в Москве среди театралов ходили байки или быль в то время. Но и сейчас нет-нет да вспомнят актеры театра им. Маяковского, да и Татьяна Доронина при случае, как вел себя на репетиции главный режиссер Андрей Гончаров. Нормально Гончаров не мог говорить замечания актерам. Он почему-то всегда кричал. К этому в театре все привыкли. И когда Гончаров неделю отсутствовал, актеры себя чувствовали неполноценно. Чего-то не доставало. В театре было тихо и неуютно. Кстати, в хороших театрах трансляция репетиций из зала идет по всем гримерным, кабинетам, цехам и даже на вахте. Поэтому в театре все знали, что происходит на сцене и кого режиссер «мочил» не только в сортире.

Сейчас, в 21 веке, в Калмыцком театре трансляция есть. Хоть в этом мы относимся к хорошим театрам. Андрей Гончаров в ГИТИСе учился с Наташей Качуевской, которая погибла в 1943 году в Калмыкии, в Хулхуте. Там есть ее музей. Режиссер имел виды на нее и хотел жениться, но война создала другой сценарий жизни.

Так вот, Лев Николаевич тоже имел обыкновение говорить на репетициях на повышенных тонах. Значит у него пошел кураж. Репетиция будет полноценной. В те годы трансляции не было. Лев Николаевич знал много калмыцких слов и иногда понимал, о чём речь, о чем говорят калмыки. Актёры его за глаза называли Арслан Нимгирович. Он это знал и считал, что это большое признание. Значит, он в своей стае. «Ты знаешь, как меня зовут по-настоящему?» – однажды спросил у меня Лев Николаевич.

– Арслан Нимгирович, – брякнул я.

– Я это ценю! Это надо заслужить! – громко сказал Арслан Нимгирович и причмокнул губами (он любил причмокивать губами, когда разговор шел ему в кайф, и что-то жевал пустым ртом).

Я как-то сказал ему, что он не друг врагов и не враг друзей.

– Как ты сказал? – удивился Нимгирович.

– Вас уважают актёры и весь калмыцкий народ! – пробросил я.

– Ну, ты уж хватил. Меня знают актёры и шестой жилдом, – заскромничал Лев Николаевич. – Умрём и никто не вспомнит нас. Помяни меня, Боря Шагаевич.

Лариса Павловна, жена Александрова, увидев мою маленькую Регину, дочь, сказала: «Вылитая Шагаевич».

– У меня тоже есть любимая дочка. Нонка! Она сейчас снимается в массовке в кино, ВГИК окончила, – гордо сказал Лев Николаевич.

В 70-годах друг, киноактер Игорь Класс, спросил у меня, есть ли у нас в театре режиссер Александров?

– Есть, – ответил я.

– Так вот, – пояснил Игорь, – помнишь Ананьева Володьку? Он женился на Александровой дочке, и у них родился ребенок в Ленинграде.

Ананьев учился на актерском факультете вместе с Классом. Я его хорошо знал по институту. Я всегда говорил Ананьеву: «Ты будешь играть белогвардейцев в кино». Но судьба распорядилась по-другому. Владимир уехал в Мурманск и пути с дочерью Александрова разошлись. Мир тесен, но не до такой степени.

У Льва Николаевича были любимые калмыцкие слова, и он частенько их употреблял: «зогсча!» (стой), «болх!» (хватит), «арк уга» (водки нет), «бичя хуцад бя» (хватит собачиться), «сян бяятн» (всего хорошего).

У него были какие-то особые взаимоотношения с Лага Нимгировичем Ах-Манджиевым. Лага Нимгирович на репетициях любил пофилософствовать не по делу и не по сути.

Лев Николаевич кричал ему: «Зогсча!». Лага Нимгирович ещё больше заводился. Говорил он немножко с акцентом. Лев Николаевич не выдерживал и по-доброму кричал: «Бичя хуцад бя!» И начинались элистинские перепалки. Однажды после такой перепалки Лага Нимгирович подошел к Александрову, подал руку и говорит: «Нимгирович, я же шучу, не обижайся». А Александров отвечает: «А я что делаю?» Грохот актеров. Разрядка произошла, и дальше продолжали ваять нетленку.

На моей ассистентской практике на спектакле «Обелиск» Лев Николаевич частенько просил меня провести репетицию над новым куском, сценкой. Но я отказывался. Хотел оглядеться. Понять настроение, атмосферу театра, актеров. Я знаю, что некоторые молодые, сломя голову, авантюрно ввязываются в неизвестный организм и ломают дрова, аж щепки летят. В спектакле участвовали актеры ленинградской студии, и мне легче было бы с ними работать, но я не гнал гусей. Впереди еще много лет, и нахлебаться театральных щей я успею, думал тогда я, ассистент-режиссер.