Александр Соколов - Александр Кравцов. Жизнь театрального патриарха

Между тем её тоска по России стала почти невыносимой, но она поймала себя на мысли, что скучает и по синим глазам своего кроткого благодетеля» .

Вернувшись в Российскую империю, Татьяна Кравцова подала прошение на имя императора Николая II с просьбой продолжить юридическое обучение в России и, сдав экзамены в харьковский университет, проучилась там несколько лет…

Так Татьяна Константиновна Кравцова стала первой женщиной-юристом России…

Знаменитый бас Фёдор Шаляпин гастролировал в Харькове, и, естественно, все хлынули на его выступления:

«Он [Шаляпин] приехал на гастроли, однако театральная дирекция распорядилась билетами так, что студентам ничего не досталось. Татьяна пробилась к самому Фёдору Ивановичу.

Он с удовольствием следил за её красивой речью и думал, почему бы и женщинам не посостязаться в судебных речах с его добрым приятелем Плевако.

Ишь как эта маленькая жарит – не устоишь, хотя весь пафос её не к нему, скорее, к местным дельцам от театра.

– Теперь у здешних студентов траур, – горько заключила она.

– Ну уж и траур! – засмеялся Шаляпин.

– Как же вы себя недооцениваете! – воскликнула девушка. – Чем мы докажем нашим внукам, что были современниками великого Шаляпина, если ни разу не слушали его в опере?

Он растрогался. Дал слово, что устроит места для молодёжи, а её просил приходить на все спектакли по персональному пропуску через служебный подъезд» …

Отучившись в харьковском университете, Татьяна решилась, не без робости, вернуться к матери:

«Братья и сёстры готовили её к встрече с матерью после стольких лет разлуки. Боялись, что материнское сердце не выдержит, и придумали версию: приехала-де близкая подруга Танечки с добрыми вестями от неё.

Татьяна, в очках и под вуалью, сидела перед женщиной, мудрость которой заставляла трепетать сердца девяти её взрослых сыновей и дочерей. Корсет привычно поддерживал спокойное величие её осанки.

– Скажите мне, милая барышня, – перебила мать рассказ дочкиной «подруги», – а в каких эпизодах нашей с ней жизни ярче всего запомнилась я?

– Мне сразу трудно припомнить, но…

– Значит, моя память крепче, – продолжала мать. – Я помню всё, что связано с каждым моим ребёнком. Приди моё дитя через много лет постаревшим или, упаси Господи, изуродованным, всё равно бы узнала. И потому скажу вам так: сегодня я убедилась, что моя младшая дочь неплохо овладела адвокатскими премудростями, но ей никогда не стать приличной актрисой… Иди, я тебя обниму, моя дурочка!..» .

И удивительное продолжение истории с её «фиктивным» мужем:

«Пётр Фёдорович Поздняков добровольно ушёл на германский фронт в чине поручика. Их супружеские отношения оставались условными, при этом оба дорожили дружбой.

Через год она узнала о его ранении и, бросив все дела, сестрой милосердия отправилась в госпиталь, где лежал он.

Ей сказали, что рана тяжёлая, – он потерял одно лёгкое. Увидев его синие глаза на бескровном лице, она, подобно княгине Волконской в сибирском руднике, впервые почувствовала, что любит мужа не по долгу, а по сердцу.

– Петя, мальчик мой! Никуда тебя не отпущу!..

Два синих озерца благодарно засверкали навстречу…

Татьяне удалось удерживать его на земле ещё десять лет.

Умер он в дороге, когда они возвращались из Новороссийска.

В тех краях находилось родовое имение Поздняковых. Крестьяне бывшую помещичью семью в обиду не дали, и мать Петра Фёдоровича жила в собственном доме. Похоронив её, он наскоро продал дом. Деньги пришлись как нельзя кстати, но в поезде его сердце отказало. Стояло жаркое лето, сохранить тело до Петербурга не удалось бы. Татьяна работала тогда юрисконсультом Октябрьской железной дороги. Получить разрешение от собратьев из Северо-Кавказского железнодорожного управления не составило большого труда, и она похоронила мужа на главной аллее городского кладбища в Ростове-на-Дону, поставила ограду. И тут же заказала дорогое надгробье, на которое ушли почти все средства от продажи дома» .

Подлинное имя Петра Фёдоровича Позднякова узнать, к сожалению, не довелось…

Шло время, и судьба подарила Татьяне Константиновне ещё одного достойного человека:

«…Через год она сидела у памятника в виде небольшой мраморной часовни. В нише перед иконой мерцала лампадка. Собралась было поручить сторожу поддерживать огонёк, но цвет его носа, отёчное лицо и тяжёлый запах перегара остановили этот порыв.