Елена Беленькая - Сто моих мужей. Часть первая

Моё сердце замирает от счастья быть рядом с ним, стоять вот так, ощущая его сильные руки, его тепло. И весь мир в этот миг уплывает от меня, искрясь и звеня розовыми колокольчиками. Я не знаю, не чувствую и не догадываюсь, зачем он пришёл ко мне.

Познакомились мы давно, в детстве, когда нам едва исполнилось по четырнадцать лет. В то лето, я с сёстрами приехала к своей тётушке Анне Антоновне в гости. Неунывающей худощавой женщине со следами былой красоты на лице. Жила она на небольшой станции, очень скромно и даже бедно, одна воспитала сына, который в то время служил в армии, работала нормировщицей на железной дороге. Жила тетушка в многоквартирном деревянном доме. Такие дома можно увидеть на многих железнодорожных станциях. Построены они были в годы строительства КВЖД. Дом был на высоком фундаменте, окрашен в тёмно коричневый цвет. На вид добротный, крепкий. Но вот условия, в которых обитали жильцы, вовсе не соответствовали внешнему виду дома. Тетя Аня с сыном жили в маленькой квартирке, состоявшей из двух комнат и небольшого коридорчика при входе. Жилые помещения были по пятнадцать квадратных метров. В первой от входа комнате, была печь, которую зимой топили дровами и углём. Здесь же был обеденный стол, холодильник, сервант с посудой. Когда приезжали гости, тут же у печи ставили раскладушку. В собранном виде она стояла в углу за сервантом. Во второй комнате нашли своё место раз и навсегда, кровать, кресло, которое на ночь превращалось в спальное место, шифоньер, стол у окна, с радио проигрывателем на нём и тумбочка с телевизором. Вся мебель стояла по периметру. Свободные пространства заполняли стулья. Но интерьер вовсе не казался унылым, благодаря роскошным, высоким, в два метра окнам, и очень высоким потолкам. В доме всегда царил лёгкий беспорядок, но стены всегда были чисто побелены известью, полы блестели от свежей краски и окна, украшенные накрахмаленными тюлем и занавесками, всегда сверкали чистотой. Воспоминания о доме тёти Ани, у меня всегда начинаются с красивых, нарядных окон. Тётушка моя была удивительным человеком – скромным, мудрым, очень добрым и немного странным. Странным мне казалось тогда её особенное отношение к людям, которых все дурачками называли. Именно не «дураками», а «дурачками». В этих казалось бы одинаковых словах таился абсолютно разный смысл. Дураками называли разных пьяниц, грубиянов, задир. А вот дурачёк – это странный, не понятный человек. В каждом, уважающем себя населённом пункте имелись такие экземпляры. В нашем посёлке таким чудом был Витя Вторушин, которого знали абсолютно все. Безобидный. Весёлый. Без возраста. Каким я его узнала в детстве, таким в точности, он был и в пору моей взрослой жизни. В несменном военном кителе, со множеством значков на нём. Менял только головные уборы. Все они были на военную тематику. Бескозырки. Пилотки. Офицерские или солдатские фуражки.

Ходил целыми днями по посёлку, радуясь чему- то своему. Никого не трогал, и его никто не обижал. Затесавшись в любую компанию, будь то молодую или взрослую он мог, одним словцом припечатать любого, кто не понравился ему в данную минуту. И уходил, оставляя присутствующих при этом, с открытыми ртами. Помню, как однажды, в нашей компании отвесил одной красотке, назовём её Юлей, льнувшей к заезжему молодцу: «Не обманывай его, врунья,– обратился он к ней, приблизившись вплотную, она отшатнулась от неожиданности, а он, заглянув ей в лицо и указав пальцем на парня, стоявшего в обнимку с ней. – Он хороший парень. Не для тебя». Развернулся и пошёл прочь от изумлённой группы молодёжи своей расхлябанной, разобранной на разные не нужные телодвижения, походкой. Кстати, не далёк был от истины. Как позже оказалось, та девушка дала согласие на брак парню, который через пару дней возвращался из долгого плавания. А брошенный парень, на которого указал Витя, долго страдал.

У тети Ани в посёлке такой чудилкой была Маруся, женщина без возраста, непонятно откуда появившаяся и также непонятно куда исчезнувшая. Всё время носила с собой огромную сумку, наполненную чем- то увесистым. Зимой и летом ходила в одной и той же, казалось, одежонке, с тёмным платком на голове, от времени и длительной носки имевшим совершенно неопределённый цвет. Светлые её глаза, видимо казавшиеся такими от того, что лицо было тёмным, как- будто смотрели сквозь тебя. Она задавала всем вопросы на своём непонятном детском языке. Все старались обходить её стороной. А тетушка моя в дом приглашала, чаем поила. Кормила. Мы водили носом, фыркали и фукали в её сторону, а она нам: «Не смейте так к ней относиться. Она – Божий человек». В доме тётушки неожиданно могло появиться любое мало-мальски знакомое лицо. Она каждого, как дорогого гостя приветит, уважит, накормит, и если надо и на ночлег оставит.