Литагент АСТ (БЕЗ ПОДПИСКИ) - Майкл Джей Фокс. Лучше, чем будущее. Рассуждения оптимиста о смерти. Автобиография

У нас с Трейси есть теория относительно наших детей: они – машины времени. С беспощадной быстротой поток их жизни влечет нас вперед – рождение, школа, друзья, праздники, кризисы, реальные и надуманные, социальные сети, выпускной, колледж – и вот мы уже сидим в пустом доме, где в комнатах остались игрушечные мишки, плакаты рок-групп, груды игровых приставок, одежда, которую нельзя выбросить, но которую никто больше не будет носить, и девичьи туфли, за которые еще недавно шла борьба, а теперь им место в мусорном ведре. Ты хочешь повернуть время вспять, чтобы побыть с ними дольше. Хорошо, что моя жена оказалась достаточно мудрой и поняла – это время для нас. Нам надо замедлиться. Найти собственный ритм.

Странно, но тут я вижу связь с Паркинсоном: в каком-то смысле болезнь стала для меня подарком (хотя она больше забрала, чем дала). Скованность, сопровождающая каждый мой день, каждую секунду, каждое движение, каждую мысль, замедляет меня до скорости улитки. Все мои секунды и минуты строго отмерены, я внутренне проговариваю каждый свой шаг. Я даю себе время. И время не забирает меня.

Сэму уже за тридцать. Я сам не знаю, как и когда это случилось, но он превратился в полностью самостоятельного взрослого человека. Свою работу в его отношении я исполнил. Поскольку женщина, в которую я влюбился – его мать, – несет в себе великолепные гены, за мной остался лишь дарвиновский долг любого отца, и вот на свет появилась более рослая, более умная, более забавная и привлекательная версия меня.

Я не закончил старшую школу со своим классом 79-го года набора (выпуск 93-го), поэтому не знал, о чем говорить с взрослеющим сыном, когда он поступил в колледж. Я не мог поделиться с ним опытом или дать совет, как вести себя с другими студентами; все, что я знал, – это пара случайных баек, почерпнутых на вечеринках университетских братств, которые я посещал в самом начале актерской карь-еры в Лос-Анджелесе. (Правило № 1: внимательно следи за своим стаканом с пивом.) Все это казалось мне нереальным; сколько бы я ни посещал кампусы вместе с Сэмом и не читал бланки вступительных анкет, меня все равно потряс тот факт, что мой сын уехал. Меня это даже разозлило.

У нас с Сэмом особая связь. Не только обычная, как между отцом и сыном, и не та, которая возникает между родителем и повзрослевшим ребенком. Наша связь основана на общих интересах и идеях: походах по лесам Вермонта и Коннектикута, любви к рок-музыке от Фрэнка Заппы до Led Zeppelin и Jay-Z и увлечении политикой, в которой он придерживается еще более левых взглядов, чем я. А еще мы оба тяготеем ко всякому абсурду (напоминаю про политику и Фрэнка Заппу).

Сэм был моим верным спутником, приятелем, соседом. И вот он уехал. Я знал, что это просто колледж, но все равно – его не было. Мы готовили наших детей к отъезду, и тут вдруг они действительно начали уезжать. Они возвращались домой на пару дней, стирали у нас белье, но больше времени проводили со старыми друзьями. Если честно, это просто пытка. Мы и гордимся, и волнуемся, и боимся, что без нас они не справятся, а потом поражаемся, когда им это удается. Они начинают строить собственное будущее, а нам вдруг открывается простой факт, что мы смертны.

Как бы сильно я не любил жену и трех наших дочерей, после отъезда Сэма на Западное побережье я утонул в море эстрогена. В то лето я понял, что остро нуждаюсь в новом друге, и тут на доске объявлений у входа в супермаркет Chilmark на Мартас-Винъярд мне на глаза попалась фотография.

Слова «спасение» и «собака», оказавшись вместе, вызывают у меня две ассоциации. Одна слегка комичная – растиражированный образ сенбернара с фляжкой на шее, который ищет в Альпах туристов, попавших под лавину. В другой роли меняются – я вспоминаю постеры Американского общества по предотвращению жестокого обращения с животными с Сарой Маклахлан и Эриком Маккормаком и всех тех прекрасных людей, которые действительно спасают собак от боли и скитаний. Я восхищаюсь их душераздирающе трудной работой. С другой стороны, когда словом «спасение» называют просто достойный поступок, вроде того, чтобы взять собаку из приюта или у соседа, который уезжает, это кажется мне тщеславным. На мой взгляд, тут нет особого героизма. Напоминаю – мы тоже много что получаем: собаку, друга, слушателя и, в моем случае, еще один барьер, о который можно споткнуться.