Жанна Немцова - Дочь своего отца

ПОТОМ, СПУСТЯ МНОГО ЛЕТ, ОТЕЦ ЛЮБИЛ ШУТИТЬ: «КОГДА Я БЫЛ МАЛЕНЬКИМ, Я РАБОТАЛ ГУБЕРНАТОРОМ». СЛОВО «ГУБЕРНАТОР», КСТАТИ, ВВЕЛ В ОБОРОТ МОЙ ОТЕЦ. ЕЛЬЦИНУ СНАЧАЛА ЭТО НЕ ПОНРАВИЛОСЬ, НО ПОТОМ ОН ПРИВЫК.

Недавно я обнаружила интересный факт. Есть ощущение, что в 1990-е годы в стране губернаторами становились сплошь прогрессивные ученые, правозащитники, общественные деятели – новые люди новой России.

Это неправда. Нижегородская область, в которой губернатором стал молодой ученый-физик, была не правилом, а исключением из него. В большинстве регионов в губернаторские кресла садились представители партноменклатуры. То есть фактически те же люди, что занимали те или иные должности до распада СССР.

И неудивительно, что про Нижегородскую область в середине 1990-х годов много писала российская и мировая пресса: регион стал столицей рыночных реформ.

Борис Немцов берет интервью у академика Андрея Дмитриевича Сахарова и его супруги Елены Боннэр. Октябрь, 1988 год. Автор – Николай Мошков

Все, что я написала в первой главе, это «внешняя часть» истории о том, как молодой физик стал губернатором. И, думаю, многие знают эти факты. Я хочу рассказать о нашем быте – как мы жили, какие отношения у нас были… Мне кажется, так можно составить более полное представление о Горьком конца 1980-х и нашей семье.

Дети хорошо ощущают чувство не то чтобы депрессии – но гнетущей тоски. Горький второй половины 1980-х годов был одним из депрессивных городов того времени. И я это чувствовала настолько, что объясняла себе название города таким образом: «В этом городе живут люди, которым тяжело. И жизнь здесь горькая – поэтому город и назвали Горьким». О писателе Максиме Горьком я тогда не знала, и объяснение казалось мне совершенно логичным.

Тотальный дефицит. Вечные очереди. Однажды мы с мамой долго-долго стояли в очереди за соевыми батончиками. Совершенно тошнотворные, они казались нам настолько вкусными, что мы их съели почти все – по дороге от магазина до дома. Ели и не могли остановиться – так вкусно нам было.

Мы жили в съемных квартирах – сначала на улице Тимирязева, потом в переулке Могилевича. Как правило, когда я говорю, что мы жили в центре города на Могилевича, даже коренные нижегородцы меня переспрашивают: «А это где?»

Небольшой переулок возле площади Свободы вмещал в себя всего несколько домов. Один из них был нашим – старый, деревянный, с двумя комнатами, кухней… и без ванны. Мыться ходили к знакомым раз в неделю – это казалось нормальным. Отец иногда мылся в большом жестяном корыте, которое мы ставили прямо посреди комнаты.

Матрас на кровати родителей был настолько старым, что приходилось специально выбирать положение тела – так, чтобы ничто в него не впивалось. Однажды я заснула на их кровати: мне нравилось спать в родительской кровати. Вдруг проснулась от дикой боли: пружина матраса впилась мне в ногу. Я кричала не только от боли, но и от страха: казалось, что пружина пробуравила ногу до кости. Я вскочила и побежала в гостиную к маме. Из ноги хлестала кровь, но к врачу мы обращаться не стали.

Я уже никогда не забуду тот ужас: шрам на ноге остался до сих пор. Память о жизни на Могилевича со мной навсегда.

НАШ ДОМ, ХОТЬ И ДЫШАЛ НА ЛАДАН, СТОЯЛ В ЦЕНТРЕ ГОРОДА – И ПУТИ ВСЕХ ДРУЗЕЙ МОЕГО ОТЦА ПРОЛЕГАЛИ ЧЕРЕЗ НЕГО. И ПОЧЕМУ-ТО ВСЕ ЗАХОДИЛИ К НАМ В ГОСТИ. И ВСЕ ЗАСИЖИВАЛИСЬ ДОПОЗДНА, ЧТО УЖАСНО БЕСИЛО МОЮ МАМУ: ЕЙ ВЕЧНО ПРИХОДИЛОСЬ ГОТОВИТЬ ЕДУ НА КУЧУ ГОСТЕЙ.

Ее угнетало даже не то, что нужно было подолгу стоять у плиты (а готовила мама после полноценного рабочего дня в библиотеке и похода на рынок и в магазины), а то, что гости съедали все.

Сейчас думаю: наверное, мы запирали двери в квартиру? Ведь должен же быть замок? Но я не помню ни одного момента, когда мы поворачивали ключ в замке или вертушок замка, когда были дома. А вот моменты, когда распахивалась дверь и на пороге оказывался очередной гость, помню отлично.

Мама злилась, а я радовалась каждому новому гостю. С тех пор как вокруг моего отца образовался круг диссидентов, я вдруг поняла, что жизнь в Горьком стала по крайней мере интересной.

Каждый день к нему приходили люди. Каждый день эти люди обсуждали какие-то важные вещи, причем обсуждали с таким жаром, что я их слушала не отрываясь. И больше всего меня радовало, что родители никогда не прогоняли меня, а, напротив, позволяли участвовать в обсуждениях и высказывать свое мнение по любому вопросу.