Анатолий Остапенко - Между миром тем и этим. Рассказы белорусского алкоголика

– Разве за какую-то идею можно отдать жизнь? Да еще так – самосожжение… «Свободу Литве!»… А что, она разве не такая же советская республика, как БССР? – с большим недоверием и нарастающим сомнением высказал я свое отношение к рассказу удивительного соседа по пивному столику. У меня не укладывалось в голове, что за такие отвлеченные идеалы, как свобода, независимость, в конце концов, Родина, можно пожертвовать собой.

– Можно, еще как можно! Более того, Литва, Родина – это единственное, ради чего стоит жить. За Родину можно отдать все, – величественно, но с тоской и надрывом сказал Ромуальдас и добавил:

– И он, Коланта, был не один! 18 мая – в день похорон Ромаса Коланты – на Лайсвес аллее собралось более трех тысяч человек, в основном молодежь. Акцию протеста начали разгонять милиционеры, но их явно не хватало. Поэтому вызвали еще дружинников и солдат. Людей начали избивать и арестовывать. Как часто практиковалось в Советском Союзе – брили под ноль головы и вывозили за несколько десятков километров за город.

Были арестованы 402 человека. Из них 33 потом привлекли к административной ответственности, а шестерых посадили за хулиганство и антиобщественную деятельность. В эту шестерку входил и я…

Ромуальдас замолчал. Молчали и мы, так как не знали, что тут можно сказать. Очень неожиданные и возвышенно-благородные речи прозвучали. Но рассказ еще не закончился.

– Мне послышалось, что вы говорили по-белорусски. А я немного знаю ваш язык. В лагере со мной сидел ваш белорусский патриот Василий Деркач. Мы с ним часто разговаривали, и благодаря ему я знаю, что мы, литовцы, с вами, белорусами, имеем большую общую историю… И вам, белорусам, есть чем гордиться, даже Вильнюс первоначально назывался по-славянски – Кривой город. Здесь жили ваши предки – белорусы и… – в этот момент Ромуальдас на мгновение задумался и приумолк.

– Но ведь вы – литовский патриот, – сказал я, воспользовавшись паузой, – а хвалите нас?

Я назвал Ромуальдаса патриотом потому, что не осмелился использовать слово «националист». И спросил:

– Так почему вы… о нас, белорусах, так с любовью, что ли, говорите? – попытался высказать я не совсем определенную мысль.

– У настоящего патриота, человека, который готов отдать жизнь за свой народ, отношение и к другим народам такое же. Он любит и сопереживает с любым народом его беды. Белорусы, как и мы, попали в плен коммунистической советской системы, и поэтому они – наши братья. И они должны знать историческую правду… Но, извините, мне пора.

С такими возвышенными словами Ромуальдас закончил свой необычный рассказ и стремительно поднялся. Взгляд его сизо-серых глаз на минуту остановился на группе только что зашедших молодых людей, обежал зал и остановился на бокале Сергея, победоносно заканчивающем свой пивной жизненный цикл. Казалось, Ромуальдас кого-то увидел, но не хотел, чтобы видели его. Затем он мгновенно исчез, оставив в тяжелом, упругом воздухе странные слова: «Живет Литва и Беларусь! За вашу и нашу свободу!»

Слова разлетелись по залу, отразились от мягких портьерных стен и, постепенно теряя силу, еще долго затихали волнами неизвестного, но необычайно привлекательного смысла… «За вашу и нашу свободу!.. За вашу… и… наш… сво…»…

Пройдет еще несколько лет, настанет время перестройки, и смысл этих слов не только войдет в мое сознание с волной национального возрождения 90-х, он станет ориентиром и двигателем моей жизни на многие годы. А тогда…

А тогда два подвыпивших белоруса упорно вышагивали по вильнюсской улице Горького, которая сейчас называется улицей Диджей, в направлении башни Гедимина, являющейся символом современной Литвы, главным литовским памятником – хранителем большого и славного прошлого. Так, по крайней мере, представлялось в советской исторической литературе, и так с детства воспитывали и воспитывают теперь литовских детей. Белорусские же дети ничего не знали ни о князе Гедимине, ни о Великом Княжестве Литовском, которое на самом деле, как доказал много позже Николай Ермолович, было белорусским государством.

Не знали тогда и мы о нашей национальной гордости – историке Николае Ермоловиче и о его бестселлере «По следам одного мифа». Но что-то все же мы уже получили, вирус патриотизма уже делал первые шаги в наших не совсем пропитых мозгах.

Я тогда подумал: «Что-то в этом слове «национализм» есть». Вспомнил белорусского националиста Степана Мильто и недавнего собеседника Ромуальдаса – литовского националиста. Эти люди никогда раньше не встречались и даже не знали о существовании друг друга, однако сколько же общего между ними было!