Исаак Гилютин - Жизнь и страх в «Крестах» и льдах (и кое-что ещё)

Однако вернёмся в 1965 год. Конкретно мне вменялось в вину «оставление трёх пар кошек на «Австрийских ночёвках» во время восхождения на вершину Шхара по 4Б к.т., когда этого делать не следовало. С этого момента мысль о том, что фортуна опять от меня отвернулась, не покидала меня. Первым делом я позвонил Артёму Варжапетяну и попросил у него защиты – ведь это его совету старшего тренера нашего сбора я последовал. Ещё хорошо, что я тогда, несмотря на совет Артёма, решил оставить свои кошки при себе, так, на всякий случай. Если бы я этого не сделал, у Мити было бы больше оснований для ещё более серьёзного наказания. Артём в ответ промямлил что-то формальное и я понял, что он не будет ввязываться в это дело и защищать меня перед своим другом Митей. Тогда я начал лихорадочно перебирать в своей памяти всех, кто был на нашем сборе и кто, по моим понятиям, мог бы восстановить справедливость. Я не нашёл никого лучше, чем Коля Романенко. Интересно, что в то время меня с ним абсолютно ничего не связывало – он был старше меня, уже сильным мастером спорта и, несмотря на то что мы уже второй год подряд были на одном сборе, по уровню подготовки мы были с ним «в разных весовых категориях». Т. е. для меня он выглядел старшим товарищем, на которого я смотрел с восхищением, и не более того. Так почему же я выбрал для помощи Колю, а не кого-нибудь другого? Дело в том, что Коля всем своим поведением «излучал» доброжелательность, надёжность, уверенность и, в то же время, ярко выраженное отношение к справедливости. Недаром, Коля был членом комиссии ДСО «Труд» по этике. И надо сказать, что интуиция меня не подвела.

Я узнал номер его домашнего телефона и позвонил, прося о встрече. Коля, даже не спросив зачем он мне понадобился, пригласил меня к себе домой, где я ему и рассказал о своей проблеме. Коля внимательно меня выслушал и пообещал разобраться. Очень скоро я узнал, что моё имя было вычеркнуто из «чёрного списка», как несправедливо туда попавшее. Я уверен, что кроме Коли, никто другой не стал бы тратить на меня время. Вот так неожиданно возникшая проблема, можно сказать «на пустом месте», так же неожиданно и разрешилась. К сожалению, жизнь Коли трагически оборвалась 5 декабря 1973 г. в Кавголово во время лыжной тренировки при тридцатиградусном морозе вследствие переохлаждения в сочетании с сердечной недостаточностью. Вся их команда бегала там 20 км дистанцию. И несмотря на то, что произошло это не в горах, а почти в центре цивилизации (всего в 30 км от Ленинграда) его не удалось спасти. Здесь хочется ещё раз вспомнить пословицу, говорящую о том, что «хорошие люди долго не живут».

В результате Колиного вмешательства я опять без труда попал на такой же сбор в следующем, 1966 году. Этот сбор был не очень продуктивный из-за длительных спасательных работ на склоне вершины Джанги – Тау, где чехословацкая двойка была сорвана воздушной волной от ледового обвала, в результате которого один из них был убит, а второй сильно поломан. Эти спасательные работы запомнились мне ещё и тем, что во время их проведения разбился вертолёт, который прилетел, чтобы забрать труп и пострадавшего:

https://tinyurl.com/bde5etw8

В результате за этот сбор я сделал всего три восхождения, в том числе свою первую пятёрку – пик «Урал» (5А к. т.).

В августе 1965 года под прямым воздействием постоянных технических дискуссий с другом Лёвой я принимаю решение поступать в аспирантуру «Электроприбора». В это время я всё ещё ощущаю какую-то неполноценность, оставшуюся со мной со времён детства и юности, хотя уже не в такой степени, как это было тогда. Теперь мне время от времени приходила в голову мысль, что аспирантура – это уже через чур, не для моего уровня знаний и способностей. Но сейчас я, наверное, сильно удивлю читателя, сообщив, что своё решение по поводу аспирантуры я принял в большой степени под влиянием своих успехов в альпинизме. Поверьте, я совсем ничего не сочиняю. В то время я мысленно часто анализировал влияние альпинизма на мою психику: когда я первый раз приехал в а/л «Баксан» и заработал значок «Альпинист СССР», мне казалось, что это может каждый; вот если бы я заработал 3-й разряд – это было бы что-то, но для меня это очень мало вероятно; когда на следующий год я-таки заработал 3-й разряд, теперь я также начал думать о 2-м разряде, как годом раньше думал о 3-м; и так продолжалось все эти годы. Теперь я уже реально приблизился к 1-му разряду. И вот вам результат психологического эффекта спорта вообще и альпинизма, в частности: если у меня получилось в спорте то, о чём я не мог даже мечтать, то почему то же самое не может произойти и в науке? Понятно, что и в науке надо будет много работать, но мне ведь не привыкать?